Книга Дурка - Гектор Шульц

В остальном отличий женского отделения от мужского не было. Разве что врачи другие, медсестры и санитары. Жора мне сказал перед дежурством, что иногда санитаров раскидывают по другим отделениям, если кто-то заболел, запил или уволился. Работать в одном могли лишь особо привилегированные. Поэтому мне не стоило ни с кем конфликтовать, как советовал грузин. Да я и не собирался.

– Селиванов! На тебе толкан после обеда, – рявкнула медсестра, делавшая Панковой укол. Мария Игоревна Макарова. Центнер жира, ненависти и равнодушия к больным.

– Хорошо, – кивнул я. Остальные санитары надо мной подтрунивали, когда я закатывал рукава, надевал резиновые перчатки, в которых руки потели так, что спустя час с них кожа слезала, и отправлялся драить туалет. Они чаще всего заставляли делать это больных, а на мои «это неправильно» закатывали глаза или попросту ржали. Каждый сам выбирает, кем ему быть. Человеком или уродом.

– Баран, баран, баран… БУМ! – с глухим стуком голова Бяши соприкасается с болотно-зеленой стеной, а на губах женщины возникает довольная улыбка. Она делает шаг назад и повторяет все снова. – Баран, баран, баран… БУМ!

У Бяши ребенок утонул в ванной, пока она трахалась со своим сожителем в соседней комнате. Закончили они только под утро, когда вся водка была выпита и наступило тяжелое похмелье. Бяша зашла в ванную комнату и сошла с ума от того, что увидела.

– С ребенком она своим так играла, – объяснил мне Витя на перекуре. – Сажала его на коленки и играла. В «козу-дерезу», в «баран-бум» и «по кочкам». Сейчас вон со стеной играет. Она тихая, только иногда, когда случается просветление, она в подушку ночью воет, как и все они. Бывает еще, что по коридору ходит и сынка своего зовет. Или просто с ним болтает. Ну, сам как-нибудь увидишь. Времени много будет.

– Вить, а кто туалет постоянно говном измазывает? – пользуясь словоохотливостью санитара, спросил я. – Я только вымыл все, покурил сходил, а там опять стены в говне.

– Это, малец, Одуванчик безобразничает, – кивнул в сторону седой старушки с всклокоченными волосами Витя. – Душегубка ебучая.

– В смысле, душегубка? – переспросил я, смотря на безобидную на первый взгляд старушку. Она, шаркая, еле-еле плелась по коридору.

– В прямом, – мрачно буркнул санитар. – Мужа своего топором зарубила во время ссоры. Потом на части покромсала и холодец заебенила. Давно это было. На зоне у неё капитально здоровье попортилось. Несколько раз повеситься пыталась, вены резала, на других бросалась. Вот и определили её в дурку. Мыкалась, мыкалась, пока в Кишке не оказалась. Но мы из неё сразу дурь выбили. Так что теперь она просто гадит. Может в кровать навалить. Может в спину швырнуть. Чаще всего по стенам размазывает. Так что за ней следить надо. Вот сейчас докуришь и к Виталию Антоновичу, дежурному врачу пойдешь. Скажешь, что Одуванчик снова безобразничает. Ей таблетки, тебе спокойную смену. Понял?

– Да, – кивнул я. Пусть мне было противно от того, что придется избавляться от больной таким способом, но драить в третий раз туалет я не собирался.

– Молодец, – ответил Виктор и, нахмурившись, посмотрел на мнущуюся у входа в туалет Невесту. – Чо кривляешься, Перфильева?

– Виктор Петрович… я, это… в туалет хочу, – покраснела девушка. Однако Витя похабно улыбнулся и указал рукой на дырку в полу.

– Ну, так вперед. Не занято.

– Я… стесняюсь, Виктор Петрович.

– Снимай штаны и делай свое дело. Чо я там не видел, – сплюнул в ведро санитар. Настя вздохнула, тоскливо на меня посмотрела и, подойдя к дыре в полу, сняла штаны. Теперь уже я покраснел и отвернулся. Виктор в ответ рассмеялся.

– Пойду к дежурному схожу, – скупо обронил я. Санитар не ответил. Он, словно гадюка, собиравшаяся броситься в атаку, смотрел на Настю.

Одуванчик получила свою порцию лекарств и ругани от медсестры Маши, а я облегченно вздохнул и, взяв необходимые принадлежности, отправился отмывать стены в туалете от коричневых разводов, игнорируя смешки других санитаров. Но они скоро ушли, потому что Панкова снова разорвала пижаму во время приступа.

– «Животные», – мысленно ругнулся я, с ожесточением опуская тряпку в ведро с вонючей мыльной водой.

– Иван Алексеевич, – обернувшись, я увидел Настю. Она снова мялась у входа и с мольбой смотрела на меня.

– В туалет хочешь? – тихо спросил я и, дождавшись кивка, отодвинул ведро в сторону и вышел.

– Спасибо, Иван Алексеевич, – улыбнулась Настя. – А Саша придет? Вы не знаете? Он обещал…

– Ты лучше поскорее, – перебил её я. – Пока остальные санитары не вернулись.

– Да, да. Спасибо, – пробормотала девушка. Я не ответил. Молча вышел из туалета и прислонился спиной к стене.

– Вымыл? – жестко спросила меня Макарова, идя к палате Панковой.

– Воздухом дышу, – съязвил я, заставив медсестру улыбнуться.

– Подышал? Дуй убирать.

– Хорошо, – я проводил взглядом Невесту, которая серой тенью выскользнула из туалета, и поплелся дальше наводить порядки.

Ночью стало чуть поспокойнее. Макарова дремала в своем кабинете, остальные сопели в палатах. Даже Наташа Панкова успокоилась. Лишь изредка постанывала во сне, вызванном нейролептиками. Виктор, сидя на краешке стола у входа в отделение, пил крепкий кофе и вкусный запах хоть немного разбавлял едкую вонь, которой, казалось, пропитались даже стены.

– Проверь палаты, – пробубнил он с набитым ртом. Затем, не успев прожевать, откусил еще один солидный шмат от бутерброда с колбасой. Я кивнул и отправился в обход. Проверять палаты было необходимо постоянно. Ночью больные были предоставлены сами себе по большей части, да и случай с Фунтиком и Мухомором, о котором мне рассказывал Георгий, еще не успел выветриться из памяти. Поэтому раз в пятнадцать минут по коридору начинал разгуливать санитар, заглядывая в каждую палату, чтобы удостовериться, что покой не нарушается.

Однако из палаты, где лежала Невеста, до меня донесся тихий бубнеж, прерываемый всхлипываниями. Стоило мне зайти в палату, как разговор моментально закончился и на меня уставились пять пар глаз.

– Ночью надо спать, девушки, – улыбнулся я. Справа от меня зашевелилось одеяло на кровати и показалась голова Бяши.

– Волк проснулся, – тихо ответила она.

– Кто?

– Волк проснулся. Он придет, – повторила другая женщина, дергая себя за волосы. – Волк всегда приходит.

– Какой волк? – переспросил я, не понимая, о чем речь.

– Который сигаретку принесет. Или яблочко. Или конфет, – облизнула толстые губы Копытце. Из коридора до меня донеслись голоса. И голоса знакомые.

– Здравствуй, Вано, – улыбнулся Георгий, входя в палату. Рядом с ним молчаливой тенью замер Артур. Мне он только кивнул, да и то этот кивок больше походил на