Мы тут же выныриваем и я откашливаюсь.
— Я подвергся нападению дикарки! — искренне смеётся. Я бью его руками.
— Да знаешь что! — возмущённо произношу, но тут же замолкаю. Никита отрывает одну руку с моей талии и неожиданно закрывает мне рот.
34Я от испуга распахиваю глаза. Ковалёв резко уходит в сторону с громким бульком. Дёргает нас за кусты.
Сердце бешено бьётся в груди. И от непонимания происходящего и от серьёзного лица Никиты.
— Тшш, — издаёт тихий звук. — Молчи, ладно?
Я киваю.
Он убирает руку от моего рта и я прислушиваюсь. Непроизвольно обвиваю его шею. Мне становится дико страшно.
— Ты слышал? Голоса были.
Я замираю и перестаю дышать.
Сильнее с перепуга прижимаюсь к Никите. И узнаю знакомый голос, от которого по спине бегут мурашки. А в грудь прилетает укол совести.
Артём. Именно он услышал нас.
— Уверен? Думаю это птицы. Или наши неподалёку ходят.
— Ты просто бубнишь ходишь и сбиваешь всех, — гаркает Артём. Он злится. Очень сильно.
— Бли-ин, тоска полная. Сегодня в деревне фестиваль, и мы из-за этих двоих его пропускаем! Директор отменил поход. Капец им, кажется, как только они вернутся.
Слышится какой-то шорох, шелест.
— У меня друзья пропали, — агрессивно шипит Артём. — А всё, о чём ты думаешь — это фестиваль?
И снова укол совести. Втройне. Пока мы тут плаваем, целуемся… Они ищут. Все ищут. А Артём волнуется.
— Не заводись. Пойдём в лагерь вернёмся, темнеть скоро начнёт… А то и нас искать начнут.
Мы сидим в тишине ещё несколько минут. Дожидаемся, пока голоса отдаляться, а шаги полностью утихнут.
— Никит, — срывается с губ. Мне, конечно, хорошо тут, но… Они ведь нас ищут. Волнуются. А мы тут… А вдруг они полицию скоро вызовут? Или кого там? А нас и искать-то и не надо.
— Молчи, Ксюш, — просит меня. — Я знаю, что ты сказать хочешь. Но я пока не готов вернуться. Если хочешь — иди, я тебя не держу.
Сердце от его слов сжимается. Смотрю в его лицо и понимаю, что да. Он пока не хочет возвращаться.
— Но мне нравится с тобой, — прикрывает глаза.
И чёрт… Это так приятно. Необычно. И волшебно… И я так боюсь в один момент растерять всё волшебство. Когда у нас ещё такое будет? Но муки совести не останавливают.
— И я не хотел бы, чтобы ты уходила.
Я неосознанно хватаюсь за волос на его лбу. Убираю его.
— Хорошо, — само слетает с губ. Кажется, я помешалась. И теперь ради Никиты творю всё это.
— Правда? — он поднимает на меня свой взгляд. Не верит в то, что я говорю.
— Да, — киваю.
— Тогда, — его улыбка возвращается обратно. Он снова начинает искриться и сиять. — Давай на фестиваль сходим? Развеемся немного?
— Ой, — мгновенная тревога простреливает всё тело. — А вдруг нас найдут там?
— Ты ведь слышала. Они не пойдут на него.
Я задумываюсь.
У меня же даже одежды нет. Но разве это главная проблема? Неа…
Я улыбаюсь. Только из-за того, что смотрю на Никиту. Обхватываю его лицо руками и наивно целую его в губы. Парень углубляет наш поцелуй. Скользит руками вниз. По моей спине. Ещё ниже. Слегка сжимает чувствительную кожу. Сильнее прижимаюсь к нему, и странное возбуждение захлёстывает с головой.
Я не останавливаюсь. Целуюсь так же, как и он. Яростнее. Чувствуя сладость его губ. Как ощущения с каждой секундой становятся всё ярче.
И кажется… Я полностью пропадаю в Никите, сдаваясь под его лаской. Всецело и бесповоротно.
Через несколько минут мы всё же останавливаемся.
Я еле дышу. Смотрю на его слегка припухшие губы. Отрываюсь от него и говорю, что нам пора идти.
Он выходит первый. Я следом за ним. Рассматриваю его широкую спину. Упругие мышцы ниже. Длинные и сильные ноги.
Закусываю губу, и пока Никита о чём-то думает — оборачиваюсь в простыню.
Ковалёв снова подхватывает меня на руки, хоть я и говорю, что могу идти сама. И несёт меня в домик. Где мы ждём, пока высохнет наша одежда, а потом собираемся на фестиваль.
35— Блин, Никит, страшно все равно. Может, не пойдем? — я в очередной раз пытаюсь остановить Никиту от похода в деревню ан фестиваль. — Мы же там никого не знаем.
— Так это и супер! — восклицает Никита, накидывая куртку. — наши не появятся. Значит, можно спокойно тусануть. А потом сюда вернемся. Ананасы поедим.
Он подмигивает мне. опускаю взгляд. Он как-то резко оказывается совсем рядом. Обнимает меня и прижимает к себе.
— Мне понравилось с тобой спать, — говорит уже тихо. — Прижимать тебя к себе. Я так рад, что мы с тобой здесь вдвоем. Ксюша…
Берет меня за подбородок, наклоняется и целует. Нежно так целует. Не торопясь.
Отрывается и упирается лбом мне в лоб.
— Мне постоянно хочется целовать тебя, — шепчет Никита. — У меня раньше такого не было. Помнишь, ты спрашивала? Вот такого не было раньше. Хочется касаться тебя. Прижимать к себе.
Я слушаю и чувствую, как тепло разливается по телу от его слов и от этих нежных прикосновений. Такого Никиты я еще не знала.
А еще мне страшно. Страшно от того, что я понимаю, что мне все сложнее держать себя. Чтобы не сдаться. Все это время, которое мы проводим одни, заставляет меня слабее и слабее реагировать на слова и ласки Никиты. Вернее, не слабее, а острее. И я боюсь, что не устою. Мы ведь тут вдвоем с ним, наедине. И он все ближе и ближе. И комплименты его все откровеннее. И касания все смелее.
Меня ведь никто не трогал раньше там, где трогает Никита. Я и не целовалась толком. Так, было пару раз. Но те поцелуи не идут ни в какое сравнение с тем, что творится во мне, когда губы Никиты касаются моих губ.
— Никита, — шепчу я.
— Молчи, — прочит он и кладет мне на губы свой палец. — Тихо. Давай просто так постоим. Не говори ничего, Ксюш. Пожалуйста.
И я послушно замолкаю, кладу голову ему на грудь, слушаю, как часто бьется его сердце. В такт с моим.
— Пошли, — он неожиданно отстраняется, берет меня за руку и тянет за собой. — Пока я не передумал и не сделал того, о чем так долго мечтаю.
Я опускаю взгляд и краснею. Конечно же, я понимаю, что он имеет в виду.
Мы идем к соседней деревне по лесной тропинке. Дорога занимает минут тридцать, не меньше.
