урон здоровью или достоинству — личному либо национальному— юных сынов Израиля, мы ответим снова, и не плетьми, а пулями[177].
Бегин обращался и к евреям Палестины, и к англичанам. Говоря с евреями, он стремился пробудить в них чувство причастности к еврейской истории и принадлежности к еврейскому народу. Английский генерал именовался «нацистско-британским». О бойцах Эцеля он говорил как о «сынах Израиля» — Моисей, согласно библейскому рассказу, был поражен, увидев, что египтянин избивает «одного из братьев его, сынов Израиля» (Шмот, 2:11)[178]. Дата обращения была названа по еврейскому календарю — «шестой день месяца тевет». И своими действиями англичане могли поставить под угрозу достоинство, или честь — ѓадар, о котором говорилось в гимне Бейтара. Англичане теперь знали, что Бегин не блефует. Когда еще один юный еврей был, неделю спустя, приговорен к порке военным судом Мандата, Верховный комиссар Палестины отменил вердикт, хотя он был уже одобрен старшим офицером[179]. Дрезнер, Элькахи и Кашани находились в заключении, но их не повесили. Эцель мало-помалу изменял образ действий Британской империи. Бегин выиграл еще один раунд. И он осознавал, что меняется образ еврея. «Никто — ни евреи, ни арабы — с тех пор больше не подвергались порке в Палестине, — с гордостью писал Бегин[180]. — Мы получали поздравления от ирландцев, от американцев, канадцев, русских, французов». Но самым главным для Бегина было то, что «наши братья-евреи во всем мире почувствовали, как распрямились их спины».
Бегин хорошо усвоил урок, который преподали англичане, капитулировавшие перед арабским насилием: демонстрация силы вознаграждается. Однако представитель Еврейского агентства, как и можно было ожидать, осудил политику Эцеля: «Британскую империю не напугать этими действиями, а вот евреи могут испугаться»[181]. Во всех странах Средиземноморья англичане были вне себя от ярости: никогда раньше британские солдаты в Палестине не подвергались телесным наказаниям[182]. Меньше чем через неделю после этого случая была подожжена одна из лондонских синагог, и на одной из колонн поврежденного огнем здания было написано мелом: «Вы — плетью, мы — огнем»[183]. Передовая статья газеты «Палестайн пост» предупреждала:
Поступки группы террористов, похитивших и подвергших порке четырех англичан в наказание за дела, к которым те не имели никакого отношения, способны лишь раскрутить прискорбный маховик действий и противодействий, что приведет к разрушению всех ценностей цивилизации, столь дорогих простому человеку[184]
Британию сотрясали требования ухода из Палестины[185]. В январе генеральный штаб издал приказ о запрещении «тесного общения» с местным населением, согласно которому военным, находившимся в Палестине, предписывалось не посещать какие бы то ни было еврейские или арабские заведения, за исключением кинотеатров, куда разрешалось ходить только группами не менее трех человек[186]. А 31 января было объявлено об эвакуации всех гражданских лиц с британскими паспортами, пребывание которых в Палестине не считалось необходимым[187]. Военные остались без своих семей, им запрещалось ходить в местные увеселительные заведения, и они испытывали постоянный страх стать жертвами террористических нападений — при этом они были обязаны защищать интересы Британской империи в стране, относительно будущего которой не существовало сколько-нибудь определенных планов. Похоже было, что политика Эцеля стала приносить свои плоды.
За несколько месяцев до этого, в апреле 1946 года, Дов Грунер был арестован британскими властями за участие в операции по нападению на полицейский участок и похищению оружия в Рамат-Гане, одном из наиболее охраняемых мест подмандатной Палестины. Нападавшие захватили тридцать единиц оружия и семь тысяч патронов, но потеряли двоих бойцов убитыми, а раненный в лицо Грунер был арестован[188]. Первого января 1947 года, через два дня после очередной порки британского военнослужащего, проведенной Эцелем в качестве ответной меры, Грунер был приговорен к смертной казни[189].
Эцель отреагировал будто бы уже проверенным образом — похитил британских офицера и судью, снова угрожая ответить «виселицей на виселицу». После нескольких дней неопределенности англичане отложили казнь Грунера на неопределенный срок, и Эцель отпустил похищенных. Британские власти заявили, что казнь откладывается, пока дело находится на рассмотрении Тайного совета — хотя в действительности никакого обращения в Тайный совет не подавалось[190]. Англичане прилагали всевозможные усилия, чтобы сохранить лицо. Тем временем Грунера присоединили к находившимся в заключении и ожидавшим казни Дрезнеру, Элькахи и Кашани (бойцам Эцеля, арестованным после «ночи порки») — хотя, как утверждал Бегин, Эцелю дали понять, что все смертные приговоры откладываются до рассмотрения дела Грунера[191]. 14 апреля Грунер и три других бойца были тайно переведены из иерусалимской тюрьмы, находившейся в центре ишува, где казнь не могла не вызвать вспышку яростных протестов, в надежно охраняемую тюрьму в северном арабском городе Акко. Через два дня, 16 апреля 1947 года, все четверо были повешены[192]. На казнь их не сопровождал раввин — что стало безусловным нарушением существовавшей в этом отношении британской политики. Все четверо, поднимаясь на эшафот, пели «Атикву»[193].
Дов Грунер написал Бегину предсмертное письмо, в котором он цитировал сочиненный Жаботинским гимн Бейтара и благодарил Бегина за моральную поддержку.
Вы можете не сомневаться, что при любых обстоятельствах я не забуду ни идей, на которых я был воспитан, ни заповедь быть «гордым, великодушным и сильным» [слова из гимна Бейтара], и я смогу постоять за свою честь, честь сражающихся бойцов, сынов Израиля…. Я считаю правильным путь Эцеля, в рамках которого мы не отказываемся от политических усилий, но не намерены отдавать ни клочка нашей земли — потому что это наша земля. А если политические усилия не дают нужных результатов, мы готовы сражаться за нашу страну и за нашу свободу — потому что только так мы можем добиться права нашего народа на существование. Таков путь еврейского народа в эти дни: отстаивать все, что принадлежит нам, и быть готовыми к борьбе — пусть даже нам может грозить виселица. Ибо мир знает, что землю можно вернуть только кровью. Я пишу эти строки за сорок восемь часов до того момента, когда наши угнетатели поведут нас на смерть — в такие минуты люди не лгут. Клянусь, что, если бы я мог начать все сначала, я бы выбрал ту же дорогу, какие бы опасности мне ни грозили[194].
Получив известие о казни, Бегин немедленно отдал распоряжение назначить при каждом подразделении Эцеля бойца для приведения в исполнение приговоров. «Если какой-нибудь военнослужащий неприятеля попадет в наши руки, — уточнил свое распоряжение Бегин, — он подлежит смерти,
