до хвоста, кстати а вот и он легок на помине.
Новый персонаж действительно имел собачье лицо, если таковое можно представить или оное имеется в природе. Выпустив облако дыма в тамбуре, он вошел и растянулся в оскале неприятной улыбки – Мадмуазель Мальвина вот так встреча, мой нижайший поклон вам и всяческое уважение.
– Отребьев, душка вы моя скорей идите к нам, коньяк заждался вас! Этот человеко-пес без промедлений оказался подле и глаза его засияли радостью, словно ему швырнули кость.
– Коньяк, как все же это мило – он пригубил немного – Господа ведь нектар в бокале, клянусь вам всеми предками своими, иль тем, что дорого, что не продашь. Не суррогат, божественный напиток! Отребьев произвел поклон, прищелкнув каблуками начищенных сапог хромовой кожи.
– Право же фартовый день други, так в метель и стужу на оледенелом полустанке досчитывать конечность секунд своего извилистого пути. Отребьев облизнул пересохшие губы – Сударь, не сочтите за наглость, но плесните нектару. Поверьте продрогшему до кости существу. Ибо роль и тень человека по мне нечистому так велики, что не осилить, да и промысел мой в ином.
Он протянул стакан – Надежду я питаю, что не иссякнет ваш запас до часа, когда насытим мы свой голод и воцарится тепло кровотока, а стужа отступит, ей за окном бесноваться.
– Знайте же, наш щедрый незнакомец, хочу заметить вам, что лицо ваше имеет редкую породу – Балалайкин снова ощупал меня этим неприятным взглядом – Что скажешь Афанасий, ты знаток по этой части?
– Не ледяной водой крещенья, а кровью человечьей он мазан. Всмотрись в глаза эти. Небо скорби над океаном крови, а натурой волк. Скольких сударь вы овец из стада человеков погубили?
– Угомонись ядом брызгать Аспид – вмешалась Мальвина – Припомни, что ты пьешь и кого пытаешься дразнить? Тебе ли не знать пропасть этого пути, и что забывчивость последняя роскошь?
– Сударь, они просто шарлатаны и чего греха таить, не чужды и приврать. Шуты балаганные с уменьем подделывать рожи, да голоса, все это на потеху честному люду. Она посмотрела в окно, задумалась – Послушай Арамон, а может, стоит выпить за благородство низменных страстей и грязных помыслов? Пусть метель и круговерть, нет дорог и смысла убегать. Миром правят собаки! Аминь!
Отребьев рассмеялся, протянул стакан и эта порция была оправдано заслужена. Мне же роль молчаливого пассажира на разливе пришлась по душе, эти пришлые персонажи так органично во все происходящее вписывались, или же просто их было интересно слушать. Я уже подозревал, что произойдет в тамбуре пустого состава идущего в неопределенность пути, к точке невозврата, после второй пачки сигарет, когда тамбур будет полон окурок. Коньяк был разлит.
Мальвина оживилась – Пить за собак в обществе волка? Как вам любезный такой поворот? Наша компания поможет скрасить бесконечность вашего бытия ровно вечность, и поверьте мне на слово, скучно не будет, словно спорить о курице и её яйце.
– Аспид душенька блесни слезой крокодильей – Мальвина хлопнула в ладоши – Я обожаю, когда такое происходит, а если вы еще ему начислите стакан, ох, он талантлив сукин сын. Пойдемте же курить, скорее в тамбур!
– Да сударь, казалось бы родня, а меж ними целая бездна ненависти и каждый заслуженно грызет свою кость, но изначально, кем они были? Волк ли тот, кто потянулся мокрым носом к теплой ладони, или же пес тот, кто презрел брошенную кость? Аспид чихнул – Забавностей премного.
– Мы говорим о человеке, что это такое? Мы рассуждаем о душе, как масть пойдет. Горе, печаль, радость и счастье, судьба злодейка, ее ироничность в насмешках.
– Штандарты пустых цветов, околесица всяк пошлых доктрин и сплошь единственно правильных учений, и поднято знамя, гордо реет. Идем мы вслед за глупцами, дабы познать горечь утрат и разочарование. Далее озарение, при дырявых карманах, возрождение из себя в нечто мелкое и потное, с предпосылками к паразитизму.
– Величие человеческой особи определяется умением убивать. Совесть и чувство вины тянут на полтора метра вглубь земли, на поверхности, ты удачлив, ты сукин сын.
– Давайте пить коньяк. Пустому поезду не зачем искать остановку или поворачивать вспять, а что до тамбура? Человек, не уж-то при коньяке неиссякаемом тебе приспичило по наущению девки синей, удалиться в тамбур и курить? Все что там будет сказано, прозвучит и здесь, даже сейчас. Скажи ты мне, все что угодно, хоть глупость вздорную, и я любое слово обращу в вино.
– Прыткий ты Афанасий – Отребьев рассмеялся – Любишь пыль пускать в глаза. В этом уравнении все мы хороши, а меж тем тамбур ждет, и те слова, что будут сказаны там, навряд ли породнятся, как волк и пес.
Балалайкин внес свою лепту – Други незачем спор этот! Поезд идет своим ходом, а в тамбуре добро и зло равны количеству окурок. Мальвина дева-пава уж вы вразумите упрямцев, разведя по углам.
– Скорее в тамбур – прикрикнула глашатаем девица эта под синевой и алкоголем. Я знаю одно, мне предложат игру, как в обыденной жизни с мечтой о легкой наживе. Дабы после обмануть и забрать последнее у человека, в багажной сумке которого кроме коньяка ничего нет, в этом уловка.
Проклятая зима. Проклятье зимы, снег, метель, просто ни черта не видать. Отстук колес, поезд мчит и мы вместе с ним, какое странное движение. Время действительно относительная величина, там холод и бесконечность, а здесь тепло и душа радуется, шалит, до первого контролера или полустанка.
Мальвина покатывается со смеху, анекдоты Аспида действительно смешны. Отребьев серьезен, ему не понять общность природы волка и пса, его гнетет риторика вопросов, болезненная рефлексия мыслей и смыслов. Блуждает он впотьмах, ловя химеры.
– Проклятые мысли, родня вопросам и ответы мертвы, что Балалайкин, докажи свое наследие, иль баламутом был ты?
– Поэт, что в жизни этой значит он? Я знал Гомера, знался и с Шекспиром, ночами летними с Сережей кутил по кабакам. Бил рожи постные, пустые и посуду. Мне бесы придавали куражу, гнали в темень жизни полдня, подливая зелье злое. Я ангелу указал на дверь, на ярмарке тщеславия продал все рифмы за фантики смешные. Музу свел в бордель и просто отдал. Луна и черная река, любовь в петле, ее найдут, увы не скоро, поверьте в честные слова мои, я тоже прославлял красоту и жизнь.
Мальвина сучка, хохочет гиеной, дымит папиросой, она есть время, она вписуема везде. Я настолько пьян, что нахожу ее интересной, но она сфинкс,
