Ему всегда помогали от двух до четырех человек, чьи лица скрывали шелковые черные маски. Из-за жары и духоты они были обнажены по пояс, так что можно было видеть, как перекатываются под блестевшей от пота кожей стальные мускулы. Они крутили барабан, на который наматывались цепи, и тогда пленники опускались ниже или, наоборот, взмывали под потолок – по желанию Вопроса.
Когда вошел Дьяк, палач резко обернулся, держа кинжал перед собой на уровне живота. Увидев герцога, он поклонился, при этом его мокрые от пота волосы упали на лоб. Острые холодные глаза лихорадочно остановились на Дьяке.
– Мой господин! – Голос его походил на карканье ворона. Казалось, необходимость говорить раздражала его. Видимо, он предпочитал слушать, что неудивительно при его профессии.
– Это те наемники, которых поймали в мое отсутствие? – поинтересовался Дьяк, разглядывая подвешенных к потолку людей.
– Да, мой герцог.
Дьяк пристально посмотрел на пленников. Они впились в него взглядами, в которых сквозил животный страх. Обычные люди, чрезвычайно напуганные, почти сломленные ожиданием своей участи. Впрочем, хорошо развитые физически – очевидно, не случайные убийцы. Главное – выяснить, кто их послал. Отомстить этим троим за неудачную попытку? Нет, это ниже достоинства Железного Герцога, а вот расправиться с недоброжелателем (Дьяк усмехнулся про себя этому слову) придется непременно. Оставлять за спиной врагов не входило в планы будущего правителя Малдонии, которым уже почти собрался стать Дьяк.
– Ты добился от них чего-нибудь? – спросил он Вопроса.
Палач поклонился еще раз и ответил:
– Они напуганы, но невероятно упорны. Несут всякую… простите, мой господин. Они пытаются запутать меня.
– Вижу, ты еще только разметил холст? – заметил Дьяк, указывая на мелкие порезы, покрывавшие тела узников.
– Именно так, мой герцог, – на секунду подобие улыбки проскользнуло по лицу палача. – Вы прекрасно осведомлены о технике моей работы.
– Раньше ты называл это искусством, – сказал Дьяк. – И с каждым разом я все больше убеждаюсь в справедливости твоих слов. Не следует быть излишне скромным, ведь это сродни лжи, которую ты так ненавидишь, не правда ли?
Вопрос молча поклонился. Он был польщен и явно оценил шутку, но не мог заставить себя улыбнуться.
– Страдание заставляет чувствовать себя живым, – продолжал Дьяк. – Боль причиняет не только муки, но и осознание того, что ты все еще жив. А порой это так важно. Однажды я прочитал в одном философском трактате такую строчку: «Я страдаю, следовательно, живу». Ты не слышал о нем?
– Рад сообщить милорду герцогу, что действительно имел удовольствие изучить этот труд, – ответил Вопрос. – Несколько лет назад, когда был в Карилоссе.
– Вот как? Тогда ты, должно быть, расстроился, узнав, что этот город разрушен?
– Трактат был не настолько хорош, а я – не так сентиментален.
– Что ж, понятно. Вернемся к делам насущным. Когда они заговорят?
– Очень скоро, мой господин, обещаю.
В это время два помощника палача принесли для Дьяка дубовое, обитое синим бархатом кресло, и он опустился в него, оказавшись как раз напротив узников. Те слегка извивались, мучимые болью, причиняемой им сетью порезов. Герцог взглянул на них равнодушно и без особого интереса. Любыми сведениями, извлеченными из них, он будет обязан палачу, и никому другому – Дьяк прекрасно понимал это. Жалости же или сочувствия к пытавшимся убить его людям он не испытывал, впрочем, как и к остальным обитателям земли.
Вопрос повернулся к пленникам и, протянув свободную руку, натянул кожу на животе одного из мужчин. Сверкнул кинжал, и в ту же секунду раздался пронзительный визг, а на пол перед Дьяком выплеснулась узкая полоска крови. Вопрос запустил пальцы в сделанный разрез, извлек часть какого-то органа и бросил в медную чашу.
Дьяк не чувствовал к происходящему ни интереса, ни отвращения. Вопли, грохот цепей и скрип барабанов, хриплый голос палача, настойчиво повторявшего одни и те же вопросы, создавали для него шумовой фон, который позволял задуматься о действительно важных вещах – какое имя из тех, что он выписал в библиотеке, принадлежало претенденту на престол Малдонии. Машинально коснувшись кармана, где лежал листок пергамента, Дьяк поднял глаза и досадливо поморщился: пока Вопрос не вытянет из пленников нужные сведения, ему придется думать еще и о том, кто так настойчиво желает его смерти, что устроил два покушения за ночь.
С трудом подавив зевок, Дьяк откинулся на высокую резную спинку и стал наблюдать, как палач отрезает один за другим куски плоти и бросает их в уже почти полную крови чашу. Он мог бы и сам причинить этим упрямым людям нестерпимую боль, чтобы развязать им языки, но в Малдонии не знали о его магических способностях, и его это устраивало.
– Кажется, этот человек умер, – заметил он через какое-то время, указывая рукой на убийцу, от которого Вопрос только что перешел к следующему.
– Вы правы, мой господин, – ответил тот, обернувшись с поклоном. Его водянистые глаза смотрели на Дьяка выжидающе.
– Нет, ничего, продолжай.
– Как прикажете. – Палач вернулся к своим обязанностям. Прошло еще полчаса, прежде чем Вопрос окликнул Дьяка:
– Господин?
Дьяк поднял голову – он начал задремывать, видимо, сказалась бессонная ночь, перед его глазами вставали видения давно минувших лет, веков, тысячелетий. Некоторые он встречал радостным узнаванием, другие ничего не затрагивали в его сердце. Договор с Миром, обрекший его на постепенное забвение, давал себя знать, и образы, иногда прекрасные, а чаще ужасные, проходили чередой, не находя в душе Дьяка отклика.
– Теперь мне известно все, что знали они, – возвестил палач, опуская свои, словно покрытые багряной ржавчиной, инструменты в принесенный одним из помощников таз с водой.
Дьяк взглянул на маленькие песочные часы в изящной серебряной оправе, стоявшие неподалеку. Прошло всего три часа. Недолго, если учесть, что допрашиваемых было трое.
– Я слушаю.
– Их нанял сегодня ночью какой-то человек, которого они прежде никогда не встречали. Он был высок, худ и черноволос. Лицо свое он прятал под простой шелковой черной маской, такого же цвета была и вся его одежда, весьма богатая. Один из узников заметил также, что на эфесе меча, скрытого под плащом, но открывшегося, когда незнакомец отсчитывал деньги, сверкал крупный алмаз.
– Вот как?.. – протянул Дьяк, словно что-то припоминая. – И во сколько же меня оценили?
– Пятьсот солнц задатка, мой господин, и еще столько же в случае удачи.
– И где же эти деньги? – поинтересовался Дьяк.
Вопрос жестом приказал своему помощнику принести стоявший поодаль ларец черного дерева.
– Хорошо, – сказал Дьяк, вставая. – Ты хорошо поработал и заслужил достойную награду. Оставь их себе.
