булькающие вздохи. Но на этот раз по другую сторону двери царит слишком уж тревожная тишина. Она ждет, готовится.
Нестор велит нам войти. Чико начинает скулить, идо меня доносится запах мочи. Повернувшись к нему, я вижу на его штанах спереди темное мокрое пятно. Нестор смеется.
— Короче, идем, — говорит он и с грохотом распахивает дверь.
Мы с Чико медленно заходим в сарай, стараясь свыкнуться с темнотой. Я жду выстрелов и гадаю, успею ли услышать их звук, прежде чем пули вопьются в тело. Но внутри по-прежнему тихо. В маленькой комнате абсолютно темно и пахнет кровью — этот запах одновременно и кислый и сладкий. А еще пахнет людьми, которые отчетливо осознают, что вот-вот умрут.
А может, это я издаю такой запах.
Потом раздается голос:
— Que pasa, muchachos? Как дела, парни? — Рэй спрашивает нас, прежде чем я успеваю его разглядеть.
Наконец я начинаю его различать: он сидит на стуле в углу, забросив ноги на стоящий перед ним стол, и курит сигарету. По обе стороны от него сидят еще двое парней, которых я или не знаю, или просто не могу узнать. У одного из них в носу большое золотое кольцо.
Нестор подталкивает нас к столу. Пока мы подходим, Рэй глубоко затягивается и выпускает дым, когда мы оказываемся прямо напротив него.
— Глянь на этого, — произносит один из парней рядом с Рэем. — Он, похоже, обоссался, а?
Рэй окидывает Чико взглядом. Потом оборачивается ко мне:
— Помнишь меня, а?
Я не знаю, что сказать: да или нет. Но, судя по его взгляду, лучше говорить правду, другого варианта нет. Он ждет с пугающим терпением. И я киваю.
Рэй улыбается и делает очередную затяжку.
— После той заварушки в школе много времени прошло, верно?
Я опять киваю. Он тушит сигарету о столешницу и очень медленно произносит:
— А вот с того дня в лавке у старика — поменьше… — Он все улыбается, и от его глаз разбегаются морщинки.
Я застываю. Он ждет.
Во рту пересохло. Я пытаюсь сглотнуть и не могу — в горле как будто резиновый шар застрял. Хочу его протолкнуть, но не знаю, как это сделать. Тело отказывается мне подчиняться, я даже дышать разучился. Меня охватывает паника, и я начинаю задыхаться, стоя перед Рэем, который пристально смотрит мне в лицо, с этой своей жуткой улыбкой.
Из ступора меня резко выводит хныканье Чико.
— Да, поменьше, — соглашаюсь я наконец.
— Ага, отлично, — говорит Рэй, и его улыбка становится еще шире. — Не думал, что ты попробуешь мне соврать, но, знаешь, всякое бывает. — Он принимается изучать мое лицо. — Ну как, удивился, что я знаю? И что сразу не пришел за тобой?
Я вижу, как его глаза загораются. Ему явно все это нравится.
— Если бы в тот день я кокнул и старика, и вас обоих, заработал бы слишком много геморроя на свою голову. Власти нагнали бы сюда своих ищеек — они ведь хотят, чтобы им бабло отстегивали. Какой-нибудь безмозглый беспредельщик грохнул бы вас сразу, но я не такой. Я осторожный. Предусмотрительный. Я тут кое-что замутить собираюсь, и для этого мне нужны живые юные тела.
Рэй трет подбородок, а потом показывает на меня пальцем.
— Я оказался прав насчет тебя. Ты умеешь молчать. Но еще сильнее меня удивило то, что вы с матерью помогали жене старика. — Он следит за моей реакцией, и я изо всех сил стараюсь, чтобы мое лицо ничего не выражало. — Старик тебе нравился… — Рэй ждет.
В сознании возникает образ дона Фелицио, стоящего в полуденную жару за прилавком своей лавки и улыбающегося нашему появлению. Я отгоняю видение и снова натянуто киваю.
— И все-таки ты сообразил держать язык за зубами. Ты удивишься, если узнаешь, как много парней до сих пор стараются поступать правильно! Как будто это может привести куда-то, кроме могилы. — Рэй поднимает брови и качает головой. — Ладно, хватит об этом. — Он снимает ноги со стола и садится прямо. — Ты здесь, потому что доказал, что можешь мне пригодиться. Так что побудешь немного у меня шестеркой;
В этот миг с Чико происходит то, что хуже и нытья, и даже мокрых штанов: его начинает рвать.
— Твою мать! — орет сидящий рядом с Рэем парень, отскакивая вместе со стулом и глядя на забрызганные рвотой ноги. — Ну и мудило этот пацан! — рычит он, имея в виду Чико. — За такое ему людей надо навешать. — Его кулаки сжимаются, как будто он уже готов устроить моему другу трепку.
«Стой насмерть! — хочу я сказать Чико. — Будь сильным!»
Но он только вытирает губы и отшатывается. Рэй теперь полностью переключается на него и кривит губы, как будто прикидывая, на что может сгодиться Чико, если вообще может. Потом снова смотрит на меня.
— Значит, — говорит он, — у нас тут есть мозг и мускульная сила. У тебя, указывает он на меня, — есть уличная смекалка, которая может мне пригодиться. А ты, — добавляет он, указывая на Чико, — делай все, что он тебе скажет. — Рэй продолжает оценивающе смотреть на нас. — Он будет делать, что ты ему скажешь? — спрашивает меня он.
Я киваю:
— Конечно, мы же братья. Что я скажу, то он и сделает, вообще все, что угодно.
Я понимаю: Рэй оставит при себе Чико, только если найдет, к какому делу его приставить. Не знаю точно, что будет при другом раскладе, но примерно догадываюсь.
Глаза Рэя вспыхивают.
— Ну-с, посмотрим. Что он сделает, если я велю ему… выбить из тебя дерьмо? — Нестор и остальные парни начинают гоготать. — Справишься, жирный? — говорит Рэй, глядя на Чико. — Докажешь, что ты сила и сделаешь что угодно, если этот тебе прикажет?
Чико не поднимает глаз. Он смотрит в пол, и я вижу, что его лицо измазано в слезах и соплях.
— Мне что, весь день тут сидеть? — спрашивает Рэй.
Я поворачиваюсь к Чико:
— Давай стукни меня несколько раз. Ты знаешь, что со мной ничего не будет. Бей!
Но он не шевелится, как будто вообще не слышит меня.
— Чико, ударь меня! — снова требую я.
Он стоит, как статуя, и не двигается. В кои-то веки мне нужно, чтобы он меня услышал, потому что от этого зависят наши жизни, — и вот пожалуйста. Меня захлестывает паника, отчего адреналиновый выброс удваивается. Я понимаю: если мы не устроим для Рэя представление, он от нас избавится, так или иначе.
— Черт, Чико, я тебе говорю, дерись! — ору я и наскакиваю на него. — Давай!
Мой голос срывается, и парни рядом с Рэем хохочут громче,
