линии, разработанной партией. Мартов и Дан явились инициаторами выработки специального документа с обращением к Интернационалу, где выражался протест против проводимого большевиками террора и разъяснили западноевропейским товарищам истинное положение дел в России.
Мартов, выступая по вопросу «О текущем моменте», говорил аргументированно, как человек, правота которого стала ясна для партии. Ему оставалось только собрать воедино все свои наработки и отвергать ранние идеи; суммировав их, сделать основой новой тактической линии партии.
На съезде Мартов дал еще более глубокую оценку событиям 25 октября. Он начал с констатации того факта, что все произошедшее не является простой исторической случайностью, события были «предопределены всем ходом социального развития. Установившийся ход событий изменить нельзя»[189].
Оценивая большевистский переворот, Мартов видел его предпосылки в Февральской революции, а точнее в том, что за ней последовало. Февральская революция была вызвана потребностями масс в немедленном прекращении войны, нормализации экономической жизни и радикальном решении аграрного вопроса, столь важного для судеб России. Анализируя роль различных общественных классов в революционных событиях, Мартов указал на то, что, хотя революция и носила буржуазно-демократический характер, буржуазия не имела оснований претендовать на роль главной движущей силы, так как революция обладала огромным творческим потенциалом, способным ее перерасти и повернуться против буржуазии. В силу того, что социальный состав Февральской революции был значительно шире, Мартов сделал вывод: «ход и социальный размах перерос буржуазию и не может рассчитывать на ее поддержку»[190]. Не решив общенациональных задач, выдвинутых революцией, буржуазия как класс себя не реализовала и, следовательно, не могла быть ведущей силой революционного процесса. Мартов осознавал и вину своей партии в том, что революция долгое время просто топталась на месте, что и вызвало ее последующее «гниение»[191].
После Корниловского мятежа начался почти повсеместный переход власти в руки органов революционной власти, что создало условия для реализации демократической альтернативы. Образование нового коалиционного правительства привело к изоляции пролетариата. И в этом Мартов видел главную причину, побудившую пролетариат на активные действия. Не видя улучшения экономического, политического, социального состояния, рабочие решили самостоятельно, без поддержки других классов, радикальным способом решить национальные проблемы.
Большевистское выступление носило, скорее, стихийно-анархистский характер, нежели социалистический. По мнению Мартова, РСДРП(о) как партии «политического реализма» следовало признать выступление большевиков как свершившийся факт, ни в коем случае не соглашаясь с теми, кто считал это контрреволюционным выступлением. Мартов резко отрицательно оценил методы ведения борьбы большевиками, считая, что они могут являться причиной краха всей революции. И, более того, он предрек большевикам печальный итог: методы террора «будут осуждены историей»[192].
Тактическая линия РСДРП(о), разрабатываемая меньшевиками-интернационалистами, заключалась не в отрицании большевистского режима и поворота к буржуазной коалиции, а в восстановлении единого пролетарского движения с последующей координацией сил пролетариата и мелкобуржуазной демократии. Таким образом, была бы воплощена идея однородного демократического правительства: «от народных социалистов до большевиков включительно»[193]. Для мирного разрешения кризиса пролетариату следовало отказаться от анархистских методов борьбы с демократией. Мартов осуждал позицию большевиков, занятую ими в отношении рабочего класса: не партия должна выступать в роли гегемона пролетариата, а, наоборот, она обязана подчиняться принципам классовой самостоятельности рабочих.
Ф. И. Дан видел в идее однородного социалистического правительства некий тактический маневр, способный заставить пролетариат отступить с анархо-синдикалистских позиций. Он допускал соглашения с большевиками только на определенной платформе, причем договариваться следовало не с лидерами большевизма, а с теми, кто их поддерживает. РСДРП(о) Дан считал единственной силой, способной «спасти рабочий класс от кровавого разгрома»[194]. Итог подвел Мартов: «Должен быть компромисс для всех»[195], «Не спиной надо поворачиваться к новой стадии революции, а работать на почве этих условий»[196].
Таким образом, наступило сближение позиций Дана и Мартова: признание влияния большевиков на пролетариат, отказ от вооруженной борьбы с Советской властью, курс на создание однородного демократического правительства. Это означало укрепление единства меньшевистской партии на интернационалистской основе.
Резолюция «О текущем моменте» была принята в духе Мартова – Дана. Указывалось на то, что в данный момент социалистические преобразования в России не могут быть осуществлены, так как страна стояла на слишком низком экономическом уровне развития, и самое главное, преобразования подобного характера не были апробированы в высокоразвитых капиталистических странах.
Ф. И. Дан выработал конкретную программу деятельности будущего демократического правительства, которая предполагала:
во-первых, полновластное Учредительное собрание;
во-вторых, восстановление гражданских свобод, ликвидацию системы террора;
в-третьих, начало немедленных переговоров о мире;
в-четвертых, проведение демократической аграрной реформы;
в-пятых, установление государственного и рабочего контроля над промышленностью и торговлей;
в-шестых, социальные гарантии рабочим: страхование, восьмичасовой рабочий день, организацию общественных работ для безработных[197].
Интернационалисты отвергли идею об отмирании Советов и превращения их после большевизации в органы контрреволюции, они видели в Советах центры сосредоточения революционных сил демократии. Мартовцы не отрицали возможности участия меньшевиков в Советах, так как видели в этом способ противодействия политике террора, большевистской диктатуре и «проведения политики соглашения». Таким образом, в Советах интернационалисты видели органы, через которые социалисты способны были не только влиять на политику большевиков, но и значительно ее корректировать, возвращая их «на путь совместной борьбы с другими органами демократии за осуществление общедемократических задач революции»[198].
На повестке дня стоял вопрос о мире. Меньшевиков-интернационалистов часто обвиняли в том, что они подменяли национальные интересы интернациональными. Абрамович, возразив своим оппонентам, указал на то, что ликвидация войны объединяет в себе не только национальные, но и интернациональные интересы. Революция в опасности, так как война может «убить ее»[199].
Мартовцы отвергали возможность заключения сепаратного мира. Они видели необходимость в использовании противоречий между союзниками и повороты событий таким образом, чтобы выход России оказался наименее безболезненным для страны. Будучи верными идее мировой революции, интернационалисты верили в то, что международный пролетариат придет на помощь российским рабочим, так как «Россия – первая страна, где революция поставила у власти демократию»[200]. Подобный пример должен был вдохновить западных пролетариев.
После Октябрьского переворота перед Россией встал вопрос о национальном самоопределении ее частей. Мартовцы, стоя на интернационалистских позициях, отстаивали национальные интересы страны. Они претендовали на роль носителей идеи единства. Интернационалисты отстаивали федерализм. По их замыслу, регионы имели право на самоопределение, вплоть до отделения, но это не означало, что они поддерживают сепаратистские тенденции. Напротив, интернационалисты указывали, что области не могут принимать законы и постановления, противоречившие законам российской республики, т. е. должен сохраняться принцип федерализма. Интернационалисты не отрицали возможность существования культурно-национальных автономий и областного национального самоуправления[201]. Таким образом, меньшевики-интернационалисты отстаивали идею автономии, основывающуюся на принципах федерализма как наиболее
