— Бумаги, Яков Петрович, бумаги… его превосходительствоизволили спрашивать, готовы ль у вас? — защебетал вполголоса и скороговоркойприятель господина Голядкина-старшего. — Андрей Филиппович вас ожидает…
— Знаю и без вас, что ожидают, — проговорил господинГолядкин-старший тоже скороговоркой и шепотом.
— Нет, я, Яков Петрович, не то; я, Яков Петрович, совсем нето; я сочувствую, Яков Петрович, и подвигнут душевным участием.
— От которого нижайше прошу вас избавить меня. Позвольте,позвольте-с…
— Вы, разумеется, их обернете оберточкой, Яков Петрович, атретью-то страничку вы заложите закладкой, позвольте, Яков Петрович…
— Да позвольте же вы, наконец…
— Но ведь здесь чернильное пятнышко, Яков Петрович, вызаметили ль чернильное пятнышко?..
Тут Андрей Филиппович второй раз кликнул господинаГолядкина.
— Сейчас, Андрей Филиппович; я вот только немножко, вотздесь… Милостивый государь, понимаете ли вы русский язык?
— Лучше всего будет ножичком снять, Яков Петрович, вы лучшена меня положитесь: вы лучше не трогайте сами, Яков Петрович, а на меняположитесь,
— я же отчасти тут ножичком…
Андрей Филиппович третий раз кликнул господина Голядкина.
— Да, помилуйте, где же тут пятнышко? Ведь, кажется, вовсенету здесь пятнышка?
— И огромное пятнышко, вот оно! вот, позвольте, я здесь еговидел; вот, позвольте… вы только позвольте мне, Яков Петрович, я отчасти здесьножичком, я из участия, Яков Петрович, и ножичком от чистого сердца… вот так,вот и дело с концом…
Тут, и совсем неожиданно, господин Голядкин-младший, вдругни с того ни с сего, осилив господина Голядкина-старшего в мгновенной борьбе,между ними возникшей, и во всяком случае совершенно против воли его, овладел требуемойначальством бумагой и, вместо того чтоб поскоблить ее ножичком от чистогосердца, как вероломно уверял он господина Голядкина-старшего, — быстро свернулее, сунул под мышку, в два скачка очутился возле Андрея Филипповича, незаметившего ни одной из проделок его, и полетел с ним в директорский кабинет.Господин Голядкин-старший остался как бы прикованным к месту, держа в рукахножичек и как будто приготовляясь что-то скоблить им…
Герой наш еще не совсем понимал свое новое обстоятельство.Он еще не опомнился. Он почувствовал удар, но думал, что это что-нибудь так. Встрашной, неописанной тоске сорвался он наконец с места и бросился прямо вдиректорский кабинет, моля, впрочем, небо дорогою, чтоб это устроилось всекак-нибудь к лучшему и было бы так, ничего… В последней комнате переддиректорским кабинетом сбежался он, прямо нос с носом, с Андреем Филипповичем ис однофамильцем своим. Оба они уже возвращались: господин Голядкинпосторонился. Андрей Филиппович говорил улыбаясь и весело. Однофамилец господинаГолядкина-старшего тоже улыбался, юлил, семенил в почтительном расстоянии отАндрея Филипповича и что-то с восхищенным видом нашептывал ему на ушко, на чтоАндрей Филиппович самым благосклонным образом кивал головою. Разом понял геройнаш все положение дел. Дело в том, что работа его (как он после узнал) почтипревзошла ожидания его превосходительства и поспела действительно к сроку иво-время. Его превосходительство были крайне довольны. Говорили даже, что егопревосходительство сказали спасибо господину Голядкину-младшему, крепкоеспасибо; сказали, что вспомнят при случае и никак не забудут… Разумеется, чтопервым делом господина Голядкина было протестовать, протестовать всеми силами,до последней возможности. Почти не помня себя и бледный как смерть, бросился онк Андрею Филипповичу. Но Андрей Филиппович, услышав, что дело господинаГолядкина было частное дело, отказался слушать, решительно замечая, что у негонет ни минуты свободной и для собственных надобностей.
Сухость тона и резкость отказа поразили господина Голядкина.«А вот лучше я как-нибудь с другой стороны… вот я лучше к Антону Антоновичу». Кнесчастию господина Голядкина, и Антона Антоновича не оказалось в наличности:он тоже где-то был чем-то занят. «А ведь не без намерения просил уволить себяот объяснений и толков! — подумал герой наш. — Вот куда метил — старая петля! Втаком случае я просто дерзну умолять его превосходительство».
Все еще бледный и чувствуя в совершенном разброде всю своюголову, крепко недоумевая, на что нужно решиться, присел господин Голядкин настул. «Гораздо было бы лучше, если б все это было лишь так только, —беспрерывно думал он про себя. — Действительно, подобное темное дело было даженевероятно совсем. Это, во-первых, и вздор, а во-вторых, и случиться не может.Это, вероятно, как-нибудь там померещилось, или вышло что-нибудь другое, а нето, что действительно было; или, верно, это я сам ходил… и себя как-нибудь тампринял совсем за другого… одним словом, это совершенно невозможное дело».
Только что господин Голядкин решил, что это совсемневозможное дело, как вдруг в комнату влетел господин Голядкин-младший сбумагами в обеих руках и под мышкой. Сказав мимоходом какие-то нужные два словаАндрею Филипповичу, перемолвив и еще кое с кем, полюбезничав кое с кем, пофамильярничавкое с кем, господин Голядкин-младший, по-видимому не имевший лишнего времени набесполезную трату, собирался уже, кажется, выйти из комнаты, но, к счастиюгосподина Голядкина-старшего, остановился в самых дверях и заговорил мимоходомс двумя или тремя случившимися тут же молодыми чиновниками. ГосподинГолядкин-старший бросился прямо к нему. Только что увидел господинГолядкин-младший маневр господина Голядкина-старшего, тотчас же начал с большимбеспокойством осматриваться, куда бы ему поскорей улизнуть. Но герой наш ужедержался за рукава своего вчерашнего гостя. Чиновники, окружавшие двухтитулярных советников, расступились и с любопытством ожидали, что будет. Старыйтитулярный советник понимал хорошо, что доброе мнение теперь не на его стороне,понимал хорошо, что под него интригуют: тем более нужно было теперь поддержатьсебя. Минута была решительная.
— Ну-с? — проговорил господин Голядкин-младший, довольнодерзко смотря на господина Голядкина-старшего.
Господин Голядкин-старший едва дышал.
— Я не знаю, милостивый государь, — начал он, — какимобразом вам теперь объяснить странность вашего поведения со мною.
— Ну-с. Продолжайте-с. — Тут господин Голядкин-младшийоглянулся кругом и мигнул глазом окружавшим их чиновникам, как бы давая знать,что вот именно сейчас и начнется комедия.
— Дерзость и бесстыдство ваших приемов, милостивый государьмой, со мною в настоящем случае еще более вас обличают… чем все слова мои. Ненадейтесь на вашу игру: она плоховата…
— Ну, Яков Петрович, теперь скажите-ка мне, каково-то выпочивали? — отвечал Голядкин-младший, прямо смотря в глаза господинуГолядкину-старшему.
— Вы, милостивый государь, забываетесь, — сказал совершеннопотерявшийся титулярный советник, едва слыша пол под собою, — я надеюсь, что выперемените тон…
