цветов» супруги Краевские пригласили на ужин в Озерковском саду в числе других лиц пожарного брандмейстера Лоренсона и его помощника Мордуховского. За ужином много пили и, когда все уже достаточно опьянели, жена провизора начала жаловаться, что будто бы извещения о «празднике цветов», расклеенные в Шувалове и Озерках на заборах, по небрежности были сверху закрыты театральными афишами. Когда с ней заспорили по этому поводу, она под предлогом проверки сказанного ею пригласила с собой брандмейстера и его помощника и увезла их в своем экипаже. Перед отъездом она условным взглядом дала понять Ведерникову, чтобы он не упустил случая осуществить их преступный замысел.
Отправившись с провизором на его дачу, молодой человек из желания отвлечь подозрение в поджоге пригласил с собой и кассира сада будто бы для подведения счетов.
Утомленный бурно проведенным днем и под воздействием выпитого в изрядном количестве вина кассир вскоре заснул. И тогда Ведерников поспешно зажег спичкой хранившиеся в мешочках конфетти. Огонь мгновенно охватил комнату, и, желая спасти спавших обитателей дачи, Ведерников бросился будить их.
К его ужасу, сам Краевский не успел покинуть дачу и сделался жертвой огненной стихии. Его страшная смерть совершенно не входила в планы поджигателя и жены провизора и сильно поразила их.
После пожара Ведерников вместе с вдовой, ее матерью и детьми покойного провизора перебрался на другую дачу в том же Шувалове. И тут отношения Краевской к молодому человеку почему-то вдруг резко изменились, она начала упорно избегать его и завела довольно странную дружбу со своим кучером, крестьянином Алексеем Полозом. Она по целым часам гуляла с кучером, всячески симпатизировала ему и даже дарила дорогое белье. Вернувшись однажды в неурочное время домой, Ведерников, к своему удивлению, увидел через стеклянную дверь, как ненавистный кучер в одном белье выходил из спальни вдовы провизора.
Через некоторое время Ведерников заметил, что хозяйка и кучер часто о чем-то таинственно шепчутся между собой. Почуяв неладное, он стал подслушивать разговоры, но смог уловить лишь отдельные слова: «убить», «отделаться», «отравить». Молодой человек понял, что его жизни угрожает опасность, и решился наконец признаться в тяготившем его преступлении.
Предварительное следствие установило, что покойный Краевский занимался в аптечной лаборатории Глокова изготовлением желатиновых капсул и зарабатывал до 200 рублей в месяц. Но, по-видимому, у него были и другие доходы. Платя за одну лишь квартиру свыше 2000 рублей в год, он держал дорогих лошадей и проживал ежегодно не менее 7000–8000 тысяч рублей. Кроме детей от первого брака в квартире провизора жила и старушка Л. А. Брюнэ, мать его второй жены Марии, заменявшая по большей части кухарку. Эту старушку супруги Краевские выдавали за очень богатую родственницу и, нанимая квартиру на ее имя, рассказывали, что они живут на ее деньги. Одна из комнат квартиры провизора была занята А. А. Ведерниковым, но, несмотря на то, что он числился жильцом, молодой человек держал себя на положении хозяина и, как выяснилось из расследования, всем было известно о любовной связи его с Марией Краевской. На родственников своего мужа Мария Краевская производила крайне неблагоприятное впечатление, они считали ее двуличной, распущенной женщиной. Тем не менее благодаря сильному характеру она сумела совершенно подчинить себе и мужа, и Ведерникова, отличавшихся слабой волей. Молодой человек горячо ревновал ее ко всем другим мужчинам, и на этой почве между ними нередко происходили крупные ссоры и бурные объяснения. Но вскоре после очередной размолвки Ведерников искал примирения с любимой женщиной, привозя ей фрукты, вино и другие различные подарки.
После пожара, послужившего причиной смерти Краевского, молодой человек заметно изменился в обращении, сделался неестественно рассеянным и грустным. На лице его постоянно лежал оттенок меланхолической задумчивости. К этому времени относится внезапное расположение вдовы провизора к своему кучеру, который, в свою очередь, стал развязно обходиться с ней, постепенно входя в роль «барина».
После ареста кучера и его хозяйки последняя не переставала заботиться о нем, передала ему через урядника свои носовые платки и полотенце и тревожилась, не обеспокоил ли его внезапный арест.
На основании показаний Ведерникова вдова провизора была привлечена к следствию в качестве обвиняемой в поджоге. Однако она упорно отрицала свою виновность и утверждала, что пожар на даче произошел помимо ее ведома, вследствие чьей-либо неосторожности с огнем.
На предварительном следствии она рассказала, что познакомилась с Краевским еще в Одессе и после смерти его первой жены вышла за него замуж. Во время совместной жизни на их одесской квартире неожиданно случился пожар, и, заподозренные в умышленном поджоге, оба они были арестованы. Хотя окружной суд и оправдал их, но процесс наделал в Одессе много шума, и Краевский принужден был покинуть город и переехать в Петербург. За ним вскоре последовала и жена, которая, получив от страхового общества 15 000 рублей за сгоревшее имущество, наняла в Петербурге, на Николаевской улице, квартиру в несколько комнат. Часть из них она стала сдавать внаймы, и одну из них занял Ведерников. По словам обвиняемой, этот молодой человек начал ухаживать за ней и, добиваясь взаимности, бешено ревновал ее ко всем знакомым. В особенности же усилилась его ревность после смерти мужа. Заметив холодное отношение к нему со стороны молодой женщины, он пришел в отчаяние и пригрозил отомстить ей доносом, что она будто бы подожгла дачу в Шувалове.
Из свидетельских показаний выяснилось, что по приезде Краевских из Одессы в Петербург оба они крайне бедствовали. Заработок провизора в это время был настолько ничтожен, что Мария Краевская вынуждена была поступить певицей в сад «Помпей», где дебютировала под именем Margot Sans-Gene. Впрочем, успеха на эстраде она не имела, но зато завела знакомства с некоторыми офицерами, и они стали давать ей средства к жизни. Затем у нее завязался роман с Ведерниковым, после чего она уже оказалась в состоянии нанять большую квартиру и завести дорогую обстановку и лошадей.
В ходе предварительного следствия по этому делу в руки помощницы начальника дома предварительного заключения попало письмо Ведерникова, адресованное Марии Краевской. Письмо это было написано на французском языке по просьбе Ведерникова Василием Трахтенбергом, также содержавшимся в доме предварительного заключения по обвинению в мошенничестве.
В перехваченном письме Ведерников сообщал Краевской, что она ни в чем не виновата, так как он возвел на нее ложное обвинение, и что он спасет ее чистосердечным признанием на суде.
Когда же Ведерникова стали спрашивать о содержании письма, он просил не придавать последнему никакого значения. Из его объяснений выходило, что перехваченное письмо было будто бы ложно написано с целью обмануть Краевскую и вызвать ее на
