найти слов для отказа.
К тому же, близость к Лике позволило Илье очень хорошо изучить её: по малейшим интонациям её голоса он мог определить, когда она тревожится, а когда, наоборот, радуется, чем он, конечно, себя только тешил, как это делают все ослепленные и нарочно оглохшие от всего окружающего люди, кроме только своего сердца, которое на этот момент, только и имеет право голоса.
И вот сейчас, Илья не просто удивлён, а даже несколько озадачен, слыша эти появившиеся новые нотки в голосе Лики, о наличии которых он, можно сказать, хоть и догадывался, но не ожидал вот так стать свидетелем этого их проявления в отношении к непонятно кому.
Илья ещё толком не сообразил, что стало поводом для этого флиртообразного разговора Лики с клиентом, но внутри него, предощущая опасность, всё как-то уж быстро взыграло, и Илья полностью переключил своё внимание на Лику, которая каким-то для него незнакомым голосом, не только проявляла заинтересованность к тому, кто находился за окошком стойки, но и время от времени «устанавливала» музыкальную паузу, льющимся изнутри весёлым смехом, как ответом, и, наверняка, на плоские шутки этого, уже заочно ненавистного для Ильи клиента.
Отчего, впрочем, Илье совершенно было нелегче, и он, дабы прекратить это для себя мучение, решает посмотреть: кто же всё-таки, этот нарушитель его спокойствия, который возможно, в силу своих физических особенностей организма, не представляет для него опасности.
И Илья, чуть ли не сворачивая шею, устремляет свой взгляд на клиента Лики и видит, что его опасения оказались не беспочвенны, и вместо какого-нибудь забавного дедка (как бы лучше сказать? в общем, не буду мудрствовать, а скажу), на месте клиента находилась одна из ярких картинок девичьих грез, приправленная сопутствующими предметами экстерьера: дорогим костюмом с такими же часами и запонками в придачу, ну и главное, соответствующим взглядом – человека на всё имеющего право, и этим взглядом он оценивающе взирал на Лику, прикидывая соразмерность расходов на неё, пока его взгляд не натолкнулся на появившееся из-за угла любопытное лицо Ильи, которое (не надо быть физиономистом), выражало легко читаемое на нём растерянность и тревогу.
Клиент, а вернее сказать, представитель господствующего класса хозяев жизни, ухмыльнулся, и когда Лика обратилась к нему:
– Напишите на листочке сумму.
Он достал из кармана пиджака дорогую ручку, быстро что-то чиркнул на одном листке, затем его передал Лике, после чего уже несколько объемнее наполнил другой листок своими письменами и, придвинувшись к окошку, за которым находился вернувшийся назад Илья, без слов, глядя ему в глаза, пододвинул тому этот листочек бумаги.
Илья же, после того, как они обменялись взглядами, не стал с ним играть в переглядки и вернулся к себе, и в тот момент, когда он уже собрался заняться своим клиентом – в его окне и нарисовалась улыбающаяся физиономия этого господина, в руках которого, прижатая к поверхности стойки, и находилась записка, которую тот пододвигал рукой к Илье, который внутри себя не ожидал от этого ничего хорошего, но и отказаться ему от этого не было никакой возможности.
Между тем, в этой пантомиме принимал участие и третий участник, выразивший свою заинтересованность во всех этих телодвижениях Ильи и этого (по мнению Лики, замечательного – просто мечта) господина, которым, как вы уже догадались, была сама Лика, удивившаяся тому, что тот самый господин – Максим Леонидович – ставший для неё уже Максом, проявляет кроме неё ещё к кому-то свой интерес.
Конечно, кроме этих трёх был ещё и четвёртый, нервно стучащий своими костяшками пальцев по стойке клиент, для которого ожидание – само по себе уже мука, ну а тут ещё сотрудник вечно на что-то отвлекается! Но всё же этот статист, которыми так полны очереди в различные виды учреждений, был лицом незаинтересованным, а скорее, только интересующимся: когда же, наконец-то, его обслужат, так что его можно просто отфонить.
И вот Илья, под наблюдением двух заинтересованных в его дальнейшей реакции внимательных пар глаз и одной жаждущей только узнать, когда всё это закончится, подносит к себе этот листочек бумаги и, перевернув его к себе с информационной стороны, начинает читать: «Что чмо хочешь её я обую запятые можешь расставить сам…». Прочитав первую часть записки, Илья чувствует, что он покраснел до кончиков ушей, что также не укрылось от внимания Лики и этого господина, который всё также с улыбкой взирал на Илью, оторвавшегося от читки и поднявшего глаза на странного клиента, не сводящего с него своего взгляда.
– Ну, ещё долго? – вдруг выразил нетерпение нервный клиент.
– Нет, ещё один момент, – поспешил успокоить того Илья, на мгновение переведя взгляд на нервного клиента, чтобы отделавшись от него, вернуться к главному.
– Да, ещё один самый важный момент, – сделав ударение на фразе «самый важный», добавил этот господин, указывая на записку.
После чего Илья, вспотев от внутреннего огня, под перекрестными взглядами возвращается к записке: «P.S. Если хочешь получить шанс позвони +7******6…».
Илья поднимает взгляд, но кроме нервного клиента уже никого нет, и Илье ничего другого не остается делать, как поторопится купировать нарастающее возмущение этого клиента, ускорив его обслуживание.
Трудно сказать (а ещё сложнее вспомнить), как Илья смог доработать до перерыва, который незамедлительно привёл его в туалет, где он сходу, с воплями, разбивая руки о зеркало, обрушился на своё изображение в нём.
– Сука, ненавижу! – нанес Илья удар точно в нос своему отображению в зеркале, чем достиг незамедлительных результатов – противник в зеркале согнулся от боли, которая, по странному стечению обстоятельств исходила не от носа, по которому так ловко попал Илья, а почему-то от разящей руки, кровь от которой частично размазалась и на зеркале.
Так что Илья, спустя некоторое время, засунув руку под холодную воду из под крана, мог быть удовлетворен тем, что его лицо в зеркале тоже истекало кровью, так что не всё так печально, и нечего было, мотая отбитой рукой, добавлять к сказанному: «Ой, падла!».
Илья, взглянул на своё изображение в зеркале, вдруг там же видит, как открывается дверь кабинки туалета, и оттуда, улыбаясь, выходит Модест, который подходит к соседнему крану и, глядя в зеркальное отражение Ильи и, намывая свои руки, говорит.
– А я уж думал – никогда отсюда не выйду, – подмигнул Модест Илье, который только сейчас сменил своё застывшее от удивления выражение лица на проблеск надежды.
– А что случилось-то, раз ты так себя не жалеешь, а в особенности – инвентарное имущество? – произнёс Модест, затем достал бумажное полотенце и, как ни в чем не бывало, принялся
