Положила ногу на ногу. Выпрямила спину. Вдохнула, выдохнула. Расслабила пальцы, которыми, словно тисками вцепилась в край стола. Растянула губы в улыбке. Губы не растягивались. Облизнула. Однако губы по-прежнему отказывались улыбаться. Облизнула ещё раз и ещё, пожевала. Кажется, получилось улыбнуться.
Вот только Кэссиди не была уверена, что её улыбка не напоминает оскал Йорика. Вернее, наоборот, она была в этом почти уверена. – Ну же, Кэс, давай, вспоминай, уроки актерского мастерства!
Едва она прошептала это напутствие, как дверь кабинета распахнулась.
Александр преодолел расстояние от зала заседаний, распложенного в соседнем корпусе на втором этаже, до своего кабинета, расположенного на пятом, менее чем за десять минут, восемь из которых он потратил на то, чтобы выслушать лекцию от ректора УМИ, который какого-то адского котла припёрся на заседание его факультета. Лекция была на тему того, что Александр как декан должен подавать хороший пример своим подчиненным, а не вот такой, какой он подаёт, опаздывая на самим же назначенное заседание. Само собой разумеется, занудный бубнёж ректора отнюдь не добавил раздраженному декану хорошего настроения.
Вот она: дверь его кабинета. Александр даже руки потёр. Схватился за ручку. Рывком открыл дверь. Ох, какой же он злой, ох он сейчас…
И застыл, забыв даже о том, что занёс ногу для того, чтобы сделать шаг.
И так и стоял какое-то время всего лишь на одной ноге.
Он не сразу узнал её.
Что было более чем объяснимо, учитывая то, что взгляд Александра, начал своё, к слову, весьма неспешное узнавание со стройных ног своей гостьи.
Озадаченность и оторопелость, отразившиеся на лице мужчины, как только он распахнул дверь, по мере того как продвигалось узнавание, сначала сменила явная заинтересованность, а затем когда его взгляд, наконец, достиг высокой и по-девичьи упругой груди гостьи, прикрытой лишь тонкой тканью белоснежного кружева, явным восхищением.
Но вот взгляд Александра достиг лица нежданной гостьи. И он осознал, что только что оценивал женские прелести своей подопечной. Нет, не просто оценивал. Он желал её. Желал почти ребёнка! Ребёнка, который находится на его попечении!
Его затопило острое чувство вины перед лучшим другом, доверившим ему свою сестру и отвращение к собственной распущенности. «Неужели для меня нет ничего святого! Неужели я аж настолько сексуально озабочен!»
Нога, до сих пор самостоятельно удерживающая вес его тела, наконец-то, не выдержала своей ноши, и подогнулась, мужчина от неожиданности чуть не упал.
Восстановив равновесие, мужчина понял, что ему невыносимо жарко. Рука потянулась к галстуку, дабы ослабить узел.
Кэссиди, следившая за каждой эмоцией на лице мужчины, уловив на нём отвращение, помимо воли судорожно вздохнула.
Александр отдёрнул руку, опасаясь, как бы его подопечная не истолковала неправильно, его невинный жест.
«Ты не можешь жениться! Потому что я люблю тебя!» – услышал он вдруг заявление одиннадцатилетней Кэссиди.
«Малышка в тебя влюблена и поэтому делает всё, чтобы обратить на себя твоё внимание», – вспомнил он слова своей матери.
«Неужели она до сих пор думает, что влюблена в меня? – Он вспомнил о тоскливых взглядах Кэссиди, которые иногда ловил на себе, о продолжающихся выходках своей подопечной. – Неужели она по-прежнему пытается обратить на себя моё внимание? Адский котёл! Только этого мне не хватало! И ей тоже придётся забыть об этом! Да я буду последним ублюдком, если… В общем, я должен объяснить ей, что я и она – это очень плохая идея!»
Исполненный решимости приступить к объяснениям Александр поймал взгляд своей подопечной.
Взгляд Кэссиди, успевшей за то время, что он вспоминал прошлое и принимал решение, семь раз умереть и заново родиться, был точно таким, каким был тогда, когда восемь лет назад он рассмеялся ей в лицо.
И Александр вдруг понял, что он понятия не имеет, как начать объяснения так, чтобы не обидеть её также сильно как тогда.
Между тем, взгляд его хоть и нежданной, но дорогой гостьи стал вопросительным. И он спросил. Спросил просто, чтобы хоть что-нибудь спросить, но при этом не ранить самолюбие девушки. Ну и ещё, хотя он не отдавал себе в этом отчёта, подспудно он надеялся на подсказку… на подсказку от своей подопечной в том, как ему поступить дальше.
– Кэссиди, а что ты тут делаешь?
Если бы он в то же мгновение, как только слова слетели с его губ, и сам не понял, что со своим вопросом он конкретно попал впросак, ему об этом очень красноречиво рассказало бы выражение лица Кэссиди.
В самое первое мгновение, как только звук его голоса достиг ушей девушки, на её лице отразилось изумление, которое уже в следующую секунду перешло в офигевание, следом за чем офигевание сменил шок и мрачная решимость…
«Что значит, что я здесь делаю? – мысленно хмыкнув, изумилась она. – То есть, то, что я в одном белье тут сижу перед ним, это ему ни о чём не говорит?!
Он что издевается надо мной?! Он издевается надо мной!!! – поняла, она едва её озарила эта не самая приятная мысль. – Или нарочно делает вид, что тупит, чтобы я без слов поняла! Ну, конечно же! Я бы тоже именно так поступила! Ну и чего я жду? Пока-таки умудрюсь покончить жизнь самоубийством, сгорев от стыда? Это же мой шанс!
– Кэс, ты… хм… я… ммм… нам нужно… хм… мы… Кэс, ты бы… – между тем вновь начал пытаться объясниться Александр, по-прежнему не знающий, с чего правильней начать разговор. Он просто мастерски умел соблазнять женщин, а очаровывать их – у него получалось также легко и естественно как дышать. А вот отвергать женщин и отказывать им – он не только не любил, но и не умел. Казалось бы, с его опытом, он должен был бы уже стать в искусстве отказов и разрывов профессионалом. Но нет, он по-прежнему, предпочитал, чтобы женщины делали это за него. Не без его помощи, разумеется. И здесь надо отметить, что в искусстве создать повод, чтобы очередная пассия его бросила сама, он тоже был мастером. Поэтому нет ничего удивительного в том, что у него довольно редко получалось, оставаться в дружеских или, по крайней мере, более или менее относительно хороших отношениях со своими бывшими пассиями после разрыва.
Но Кэссиди не была его очередной пассией. Он был её опекуном, а она его подопечной. Она, конечно, та ещё штучка. Но из них двоих, он взрослый, а она ребёнок. Почти ребёнок, поправил он себя. Он не сумел удержаться и всё же мазнул ещё раз по фигуре девушки взглядом.
«Я должен объяснить ей, почему между ними ничего не может быть. Но сначала я должен предложить ей одеться»
Предмет раздрая в его мышлении и невнятности речи между тем соскочила со стола и со словами: – Ну, если ты… вы спрашиваете, что я здесь делаю! То значит, мне здесь делать нечего! – начала, нервными рывками, натягивать на себя одежду. – Что я здесь делаю?! – бурчала себе под нос девушка. – И действительно, что я здесь делаю?!
