что у вас остриг на постели приказчик Лондырев, когда вы ему отдавались.
— Что такое? Негодяй!
И не успел Вова Переделенков сделать к своей жертве движение, как певица из всей силы хлестнула его по щеке.
Молодой богатый выродок ринулся на девушку.
Но та встретила его внезапным движением ноги так, что Вова неожиданно растянулся на ковре в то время, как возмущенная артистка порхнула за дверь.
Некоторое время поруганный фат лежал на полу; а затем, начав соображать, решил восстановить истину, обратившись к Лондыреву за разъяснениями.
И вот Переделенков снова явился в магазин к Андрею, намереваясь потребовать с него отчета за свою неудачу; он начал с того, что спросил у «Баронета» обратно деньги. Но тот, расспросив его в чем дело, расхохотался. Приказчик хорошо знал, что теперь все это является уже делом прошлым и что мести Переделенкова ему совершенно нечего бояться, так как тот будет избегать скандала. Молодой богач и не пытался грозить, а приказчик, бравируя своей ролью, предложил искать правосудия в этом споре у старого Переделенкова. От этого Вова отказался.
С ругательствами ушел он и перестал с той поры показываться в магазин.
Мотька, поняв из отрывков разговора, что произошло, долго и безудержно хохотал, радуясь этому финалу. За одну эту проделку над повесой из привилегированного общества, к которому Матвей питал уже довольно отчетливую вражду, Андрей «Баронет» в его глазах возвысился до того, что он готов был многое ему простить.
* *
*
В течение всей зимы Мотька не только имел возможность познакомиться с характером и нравами Московской улицы, но он мог также присматриваться и к тому, как живет семья Закса.
А это была большая еврейская семья, состоявшая не только из Закса, его жены, четырех взрослых детей и двух маленьких, но еще и старухи матери Закса, сестры-вдовы с сыном Буськой, приятелем Мотьки, двух братьев и двух сестер девиц. Почти все младшее население семьи училось в гимназии. Девицы, кроме того, еще учились дома музыке. Младший брат Закса бездельничал, время от времени поступая куда-нибудь работать, но скоро бросал работу, околачиваясь в магазине, где зубоскалил с Андреем. И только старший брат Мотькиного хозяина то ли служил где-то в магазине красок приказчиком, то ли участвовал в торговле, как компанион.
Прикинув в уме, однажды, сколько должен Закс расходовать на содержание всей оравы своих родственников, Мотька пришел к заключению, что доходов от трех магазинов Заксу тоже было бы мало, чтобы семья жила так, как живет. А между тем расход сразу же можно было уменьшить хоть немного, поставив пару родственников, например, в магазин вместо него и Андрея.
Однако Мотька знал, что одна мысль об этом подняла бы в семье Закса бурю. Девицы готовились не к работе, а к замужеству, молодые же люди, чтобы стать коммерсантами, по мысли Закса должны были не бегать по кухмистерским за кипятком и прислуживать в магазине, а учиться.
После того, как Мотька пригляделся к отношениям в семье хозяина, ему стало понятно постоянное раздражение, застывшее на лице Абрама Самойловича. В семье, как заметил Мотька, молчаливо, мелочно, но упорно и хронически, воевали между собою две группы — мать Закса с своими еще не устроившимися дочерьми и жена Закса с своими детьми.
Закс мирил семью, стараясь предотвращать скандалы.
Ежедневно утром он шел открывать магазин. В три часа дня кто-нибудь из детей или сестер приходил его сменять, пока он сходит домой пообедать, но чаще в магазине оставались только Андрей и Мотька.
Пообедав, Закс возвращался, садился за кассовые книги, за счеты, читал местную ультра-патриотическую газету, которую зачастую тут же нервно отбрасывал. Если в магазине одновременно появлялось два-три покупателя, Закс принимал участие в их обслуживании, но в таких случаях бывал крайне беспомощен; подав несколько пар ботинок и предоставив покупателю самому выбирать, что ему нужно, он говорил цену, иногда предупредив о недоброкачественности товара и предоставляя покупателю уйти ни с чем, если тому хотелось поторговаться.
В этом отношении иначе совершенно вел себя Андрей Лондырев и даже Мотька, быстро научившийся у него приемам торговли и тоже становившийся за стойку, когда набиралось много народу.
Однажды в какой-то унылый день торгового затишья в магазин вошло двое почтовых чиновников, одному из коих нужны были штиблеты; другой пришел с ним в качестве эксперта.
Справившись о том, в какую цену, примерно, нужны штиблеты, Андрей начал подавать образцы мужской обуви.
Варшавские, гамбургские — цена шесть с полтиной. Не понравились. Еще гамбургские, второй сорт гамбургские, лайковые. Козловые с союзками. Все не нравятся.
— Да вы примерьте, пожалуйста; штиблеты как по ноге. Что вам еще нужно?
— Но товар никуда не годится. Разве это товар? —И эксперт беспомощно вертел в руках ботинок, очевидно, не зная даже, как называется бокс, только-что входивший в моду.
— Может-быть, возьмете эти, — подал Андрей шевровые. —Двенадцать рублей.
— Нет, это дорогие.
Андрей терялся от досады, видя, что покупатель, воображавший себя знатоком, и его молодой, менее уверенный товарищ, не знают сами, чего хотят.
— Неужели у вас хорошей пары штиблет больше нет? — спросил эксперт, собираясь уходить.
Андрей, отчаявшийся было уже, все-таки решил попытать еще один прием.
— Есть, конечно, —заявил он, —но что же вам показывать, когда вы хотите подешевле?
— Цена — это потом, вы товар покажите сперва.
Андрей достал ту же пару, которую показал с самого начала, и с удовольствием, будто сам не может не полюбоваться еще раз товаром, хотя бы пощупав только кожу, показал снова ее эксперту.
— Да, — произнес тот удовлетворенно. — Об этих уже стоит поговорить. А какая им цена?
— Девять рублей.
Мотька с большим интересом следил за тем, чем кончится продажа. А кончилась она тем, что эти именно штиблеты чиновник и купил, заплатив за них после длинного торга вместо шести с половиной, которые запросил приказчик, когда показывал эту пару в первый раз, восемь рублей с четвертью, переплатив таким образом около трех рублей. И эксперт ушел с видом победителя.
— Дурак! —не мог не буркнуть себе под нос Мотька, закрывая за покупателем дверь. Закс, также иронически наблюдавший из-за конторки за этой сценой, молчаливо улыбнулся и начал ходить по магазину, а Андрей удовлетворенно вышел из-за стойки, озабоченно пощупал себе переносицу, которая его беспокоила больше всего на свете, и стал с газетой возле двери, ожидая следующего покупателя и читая новости о деле Дрейфуса, волновавшие всю Московскую улицу.
Мотьку чрезвычайно интересовало, на что приказчик употребит
