праведником, завершил свой земной путь достойно и мужественно. Как и подобает настоящему мужчине.
А вот мы — осиротели. Правда.
Екатерина Рождественская
фотограф, журналист, художник-модельер
Есть люди, которые освещают собой жизнь. Которые по ощущению для нас почти наравне с родителями. Их очень мало. Почти нет. Они на вес золота. Да нет, они бесценны. Один из них — Иосиф Кобзон.
Да, друзья моих родителей принадлежали к особой касте. Я знала их с детства, со временем большая их часть превратилась практически в родственников. Как и Иосиф Кобзон.
Мне кажется, что Иосиф Давыдович, или Ося Давыдович, как я его называла, всю жизнь был рядом с нами, с отцом, с мамой, хотя познакомились мы семьями, наверное, в самом начале 1970-х. С папой, скорее всего, он встречался и раньше — на концертах и «Огоньках», а домой к нам пришел, когда отец увлекся сочинением песен.
Особые отношения у него сразу же установились с Лидкой, моей бабушкой, маминой мамой. Она вообще была чертовски обаятельной и безумно любила артистов, ведь и сама когда-то была артисткой балета московского Театра оперетты. Лида была из тех редких женщин, которые, не обладая особенной красотой, чем-то так привлекали мужчин на уровне подсознания, что не счесть им было конца. Маленького роста, ладненькая, потрясающе зеленоглазая, она обожала жизнь! Все ей было в радость, но самую большую радость приносила она сама. Своей безоглядной любовью и жизнелюбием.
Осю она обожала. Надеюсь, как и он ее. Она ждала каждого его прихода, готовя помимо его любимой картошки с яйцом и салом еще много всяких вкусных и не совсем полезных блюд. Блинчики, например, лепешки. А Ося рассказывал ей неприличные анекдоты, которыми она потом делилась со своими подругами, и они громогласно ржали на весь дом. Но, когда я прибегала на смех, все весело отсылали меня со словами: «Тебе еще рано слушать кобзоновские анекдоты!»
Он привозил ей из-за границы всякие «пентхаусы» и «плейбои» с голыми девочками, которыми она хвасталась перед теми же подругами, и те хором начинали удивляться, рассматривая запретные фотографии: до чего же бесстыдные и развратные стали девки! Но улыбки пожилых барышень говорили о том, что лет 50 назад они еще и не такое творили!
Молодой Ося с удовольствием блистал среди бывших примадонн и комических старух, которые чуть ли не ежедневно приходили к нам в гости. Этих встреч «девушки» ждали, постоянно уточняя время, к ним готовились: приходили в прическах, ложных бриллиантах и в платьях с люрексом, приносили портвейн и самодельные ликеры.
Дамы его боготворили: молодой, красивый, известный, уважительный, он пользовался неимоверным успехом среди Лидкиных подружек! Они ловили каждое его слово, каждую шутку и старательно записывали скабрезные анекдоты в заранее приготовленные записные книжечки. Но Лидка спуску никому не давала: Ося пришел к ней, и все тут! Ревновала, садилась рядом, заливисто смеялась, победно смотрела на подруг!
Позже он стал брать Лиду с собой на гастроли — она теперь называлась «цветочница Анюта», вероятно, в честь какой-то опереточной героини, — все цветы после концерта, а их были тонны, складывались к ней в номер, и она за ними ухаживала: расставляла по вазам, укладывала в ванну, разбирала. Какое это было для нее удовольствие и ни с чем не сравнимое счастье! Она возвращалась, полная впечатлений от Кобзона, от гастролей, от города, от встреч и цветов! Знала наизусть весь Осин репертуар, ходила на все его концерты. А когда через какое-то время встречалась на Осином дне рождения с его музыкантами, а они всем оркестром набрасывались на нее с объятиями, Иосиф возмущался: «Вы что творите, что вы так на Лиду бросаетесь? Баб не видели?» «Таких — не видели!» — был ответ.
В общем, Иосиф Давыдович как стал тогда членом нашей семьи, так им на всю жизнь и остался.
Отец очень много песен написал специально для Иосифа. Их связывала не только работа, они очень дружили. Когда по болезни врачи запретили одному курить, а другому пить, «выручали» друг друга, обмениваясь сигаретой и рюмкой, но так, чтобы не увидели жены.
Восемнадцатилетнюю Нелли, будущую жену, Иосиф привез из Питера. Первый раз вывел ее в свет на чьем-то дне рождения в ресторане гостиницы «Москва». Во всяком случае, там я ее увидела впервые. Помню шорох и шепот, который пронесся по столам, причмокивания мужчин и завистливые взгляды жен, когда Иосиф гордо ввел в зал молодую длинноволосую красавицу.
«Вот, знакомьтесь, это Нелли!»
Но Нелли оказалась не только красавицей, но еще и очень умным человеком, что поначалу никак не вязалось с ее внешностью. Суметь сохранить семью, пройти через безумные испытания и остаться собой смог бы далеко не каждый.
Иосиф всегда был рядом, когда нам было трудно. Когда болел отец, он приезжал, слушал новые стихи, подолгу разговаривал, поддерживал. Прилетел во Францию, когда отец лежал там в больнице. Помогал и деньгами, если видел, что ситуация совсем уже безвыходная.
А когда отец ушел, так рано и так несправедливо, то Иосиф Давыдович взял на себя почти все родительские функции. Я получила новое имя, я стала Катрин, он меня переименовал на свой манер. Иногда звонил, номер его не определялся, но когда я слышала его голос, то сразу расплывалась в улыбке. Он давал советы не только мне, он помогал и моим детям.
И каждый год в день папиного рождения, 20 июня, Иосиф приезжал на Переделкинское кладбище, чтобы навестить друга. Обязательно закуривал и клал сигарету на край отцовой могилы. И ждал, пока она докурится сама. Сигарета для отца. Каждый год.
Теперь они уже курят вдвоем…
А если серьезно, то Иосиф — из последних могикан, борец, пример чести и достоинства, бесконечно мудрый, справедливый и чуткий человек. Казалось, он навсегда — его
