class="stanza">
А вдруг накажет Бог жену, чей нрав жесток, —
и боль мою умножит?!
Как может в ней царить и в персях гнезда вить
злой дух, что ближних гложет?
Она ведь не щадит, а раны бередит:
задразнит, не поможет!
Вздыхает Эхо: «МОЖЕТ!»
О! Я в горнило мук низвергнут. Милый друг
откажет, как отрубит.
Не взять твердыни злой! Я прогнан с глаз долой,
и счастье не наступит!
Пожар во мне зажгла, на гибель обрекла —
и больше не полюбит.
Тут Эхо — в плач: «ПОГУБИТ!»
Любовь сжигает кровь, любовь сжимает вновь:
пожар подобен змею!
Но Юлия нежна. Ее ли здесь вина?
Я вот что разумею:
Я брошен в ад сплошной не ею — ведьмой злой,
разлучницей моею!
Но Эхо твердо: «ЕЮ!»
Как жарко я горел! И все же мой удел —
изгнанье, отчужденье.
Для сердца зной жесток — иссохнет, как цветок,
как бедное растенье.
Но что мне жизнь продлит и раны исцелит,
подарит вдохновенье?
И Эхо мне: «ЗАБВЕНЬЕ!»
Но как забыть любовь? Ведь сердце вновь и вновь
пылает — все сильнее! —
И в памяти хранит рассвет ее ланит,
что алых роз нежнее.
О, знало б, Эхо, ты, что нету красоты
желаннее, милее!
Тут Эхо вдруг: «СМЕЛЕЕ!»
Нет, я бы не посмел нарушить сей предел —
и смелым есть преграда!
Уж лучше нож и яд мне сердце исцелят —
забуду муки ада!
Она не рада мне, — и с ней наедине
не ждет меня награда.
Хохочет Эхо: «РАДА!»
Не верю в это я, по милости ея,
истерзан и недужен.
С другими так мила, свободна, весела —
а я при ней сконфужен.
Я гибну, но пою! Сжигаю жизнь свою —
но пламень мой не нужен!
Грохочет Эхо: «НУЖЕН!»
О, если б нужен был! Я б сердце утолил,
что грустно Бога молит!
Но взор ее сердит, как будто мне твердит:
«Кто здесь глаза мозолит?!»
Бог не позволит ей прильнуть к груди моей:
Себя да не позорит!
Но Эхо мнит: «ПОЗВОЛИТ!»
О, дал бы это Бог! — Я вечно петь бы мог,
что Он и благ, и славен,
Что Юлия — она в страдальца влюблена,
и рай для милых равен! —
Что я в скорбях не прав: ее веселый нрав —
дитя небесных храмин.
Глаголет Эхо: «AMEN!»
Блаженно грезил я, что Юлия моя
мне вторит ради смеха.
Вот что стряслось со мной: на просеке лесной
запел я — вот потеха!
Я строфы распевал, вопросы задавал —
и отвечало Эхо!
(В. Леванский)
ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТОЕ
После того, как на все свои поэтические изобретения, которые после своей мольбы (поэт) запечатлел здесь, не получил он от Юлии ответа ни на словах, ни письменно, он горюет про себя и жалуется, думая, как избавиться ему от безответной любви к Юлии, и тогда Купидон дает ему совет
Снова на ту же мелодию
Господь! беда мне с ней, с прелестницей моей —
всех дам она затмила!
Не знаю что со мной. Томлюсь по ней одной.
Что в ней? Какая сила?
Сокройся, женский рой! Пленен я только той,
что душу мне пронзила.
Она ко мне глуха, — и что ей стон стиха
и все мои моленья!
Живу во тьме времен, безвинно осужден
на вечные мученья.
Плутовка жестока: ведь ей моя тоска —
источник наслажденья!
О, разум мой хмельной с душой моей больной!
Вы ей служили тщетно.
От той, что, вас презрев, сулит вам только гнев,
уйдите незаметно!
И хватит слезы лить! Жестокую хвалить —
и пагубно, и вредно.
Увы! Пройдут года — увянет красота,
что столь неизъяснима.
Подумай, ведь она и девам тем дана,
что вновь проходят мимо!
А вдруг любовь не в той, капризной и крутой,
что ранит нестерпимо?
О муках говорю и Юлию корю,
гонимый дамой оной.
И вдруг из мглы времен явился Купидон,
сам, собственной персоной.
И мне, рабу страстей, сказал насмешник сей,
с улыбкой благосклонной:
»Ты пробуешь, гляжу, из сердца госпожу
изгнать, чтоб жить беспечно.
Но ты не властен тут. Оставь напрасный труд,
не пробуй бесконечно.
Ее весенним днем на сердце на твоем
я вырезал навечно.
Нет, образ не изгнать! Болит любви печать,
и стала боль безмерной.
Ты мукам обречен, пока царица жен
не станет милосердной.
Вот мой тебе совет: чтоб здесь достичь побед,
ты сделай страсть усердной!»
«Пресветлый Купидон! Мой пыл тобой зажжен.
Но что ей душу тронет?»
Он рек: «До смерти впредь изволь о нимфе петь! —
пусть сердце сладко стонет;
Клянусь, твоя мечта однажды скажет “Да!”,
хотя сейчас и гонит».
Ах, Юлия! Она к страдальцу холодна:
царит, не внемля стона.
Но дух мой окрылен, а разум исцелен
глаголом Купидона,
Что грянет день, когда жестокая звезда
прильнет ко мне влюбленно.
(В. Леванский)
ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЕ,
в котором (поэт), видя, что от возлюбленной нет никакого ответа, умоляет лишь о том, чтобы она не забывала о нем
На ту же мелодию, что и предыдущее
Ты радостью Харит и розами ланит
мне сердце полонила.
Настолько хороша, что льнет к тебе душа,
не утоляя пыла.
а витязь твой во тьму низвержен
