Арам кивнул едва заметно.
– Охотно. Мой человек в Керн-Роварре сообщил, что скоро у Геда Геднгейда может оказаться целых два черновика. Мы должны выкрасть их, для чего понадобятся твои навыки. Пока колдун будет отвлекать зеркального мага, ты незаметно умыкнёшь оба тома. Незаметно, – это главное. Для Ордена нежелательно враждовать с Геднгейдом даже сейчас.
– «Даже сейчас»? – переспросила Зиру, выдавая одну мерзкую гримасу за другой.
– Мой человек подозревает, что великий маг ослаблен, якобы он потерял немало силы после некоего инцидента несколько лет назад. В любом случае, он слишком опасный враг для нас. Колдун отвлечёт, а ты украдёшь.
– Приложишь старания и загладишь свою вину, – отрубил Бритва. – Довольно разговоров, ступай вниз, тебе покажут каюту.
Обитый металлом корабль спустился к воде. Его паруса были убраны, ибо ветер дул навстречу, но корабль всё равно очень быстро покидал залив Тёмных Вод.
Глава 3
День 13 месяца окетеба (X) года 1650 Этой Эпохи, о. Ладосар.
На то, чтобы обежать весь остров, Обадайя потратил два дня. Он посетил каждый дорогой сердцу уголок; здесь было прожито много лет, здесь было счастливое время. Но всё заканчивается, и это закончилось тоже. Как говорил учитель: «Перемены – часть жизни, только для мёртвых всё неизменно».
Обадайя попрощался с духами леса, поклонился златосерду[8] в священной роще, а ночью даже ходил в чащу и говорил с троллями. Вернее, говорил он, а тролли слушали в темноте, пылая очами. Он пожелал им добра, попросил прощения за все обиды и ушёл.
Долго собираться не пришлось, юный волшебник давно уложил в экстрамерную сумку вещи, книгу заклинаний, ритуальный нож, мешочки с ингредиентами, много чего нужного. Белый плащ из пропитанного каучуком полотна учитель сделал для него давным-давно, а потом Оби наложил чары Микроклимата, – сам, чем в тайне гордился. Мальчик не хотел, чтобы какая-нибудь тварь божья пострадала ради тёплой подкладки.
В день отбытия он вывел запряжённого торгаста за ворота подворья, сомкнул створки и нараспев произнёс слова, которые учитель велел хорошенько запомнить. То были не заклинания, а ключи, которые будили охранные чары. Майрон Синда сплёл их, будучи ещё в силе, дабы волшебство сохранило подворье от разрушения.
Закончив, юноша поправил сумку на плече, поднялся в седло, а затем и в небо. Он быстро долетел до Нюттхауса, – поселения, которое создали беженцы, – чтобы попрощаться и с орийками тоже. Среди северян Оби знал всех и каждого, держал в памяти их болячки, которые врачевал, помнил голоса и повадки. Со всеми надо было обняться и каждому оставить доброе слово.
– Значит, тоже бросаешь нас?
Улва смотрела насуплено, и даже недобро. У неё всегда легко получалось выглядеть грозной, может быть из-за грубых воинских привычек, а может, оттого, что была она некрасива от природы. Хотя, это утверждение могло стоить жизни, ведь на Оре, откуда девушка была родом, ценили прежде всего силу. Кто силён, – тот и красив, а потому Улва считалась первой красавицей в хирде своей матери Йофрид. Ещё подростком она заслужила грозную славу среди прочих воительниц: ловкостью, выносливостью и неумением сдаваться. Свирепая и злая, не по годам высокая, сильная, она становилась грозной, изгибая сросшуюся бровь, чуть скаля зубы с заметной щелью меж резцов.
– Твой отец говорил, что перемены…
– Мой отец может нюхать навоз старого оленя, – ощерилась Улва, – а перемен мне уже на три жизни вперёд хватило.
– Прости.
– Пойдём-ка, прогуляемся.
Вместе они вышли за пределы поселения, Оби вёл торгаста по лесной дороге, глядя себе под ноги; девушка двигалась рядом, крутя в пальцах нож.
– Не забывайте чтить законы острова, – сказал он невпопад, – про ночь и лес. Помните, ночные хозяева…
– Делают то же самое, что мой отец, – нюхают навоз.
Он вздохнул. Пахло морем, берег был не очень далеко.
– Значит, теперь ты полетишь на юг, верно? Станешь учиться магии там?
– Этого хотел учитель.
– Он много чего хотел, – сплюнула Улва. – А ты?
– Я хотел бы остаться здесь, с ним, и прожить остаток жизни среди этих лесов и скал. Всё, что отпустил бы мне Господь-Кузнец.
– Но вместо этого ты улетаешь. Будешь теперь отращивать бороду, носить платье…
– Мантию, – маги носят мантии.
– Будешь ходить с палкой…
– Посохом.
– Если ещё раз перебьёшь, я отобью тебе почку. Одну.
– …спасибо, я оценил твою доброту.
Теперь она вздохнула, тяжело, раздражённо. Подобно матери, Улва не умела проявлять слабость, гораздо проще деве-воительнице было злиться и разбрасывать вокруг боль, только бы не держать её в себе.
– Я к тому, что ты не обязан его слушаться. Не теперь, когда он помахал ручкой с белого лодара и улетел. Да, мы видели это. Оби, ты свободный мужчина и можешь сам решать, что для тебя лучше.
– Например, остаться и жить здесь? – грустно улыбнулся он, не поднимая глаз.
– А что? Чем с нами плохо?
Он не удержался и громко хохотнул. Улва оскалилась, тёмные глаза сделались дикими, до насилия был один шаг.
– Прости-прости! Прости! Просто… – Оби утёр слезу. – Просто я от тебя за все эти месяцы столько добрых слов не услышал, сколько ты сейчас сказала.
– Щеку порежу, – тихо прорычала девушка, сжимая нож, – до уха.
– Прости. Улва, спасибо за всё, но в рассуждения закралась ошибка.
Юный волшебник вдруг сделал слишком широкий шаг, чтобы не раздавить маленького жучка на земле.
– Я не могу решать сам, есть путь, который надо пройти. Волшебники называют это Путеводной Нитью, хотя у меня она несколько иная, чем…
– Дурак.
– Улва…
– И учитель твой не лучше. Вот так взял и бросил.
– Улва…
– Я думала, этот огромный злобный сын собаки хотя бы тебя любит, но ошибалась.
– Ты неправа. В его сердце много любви, но и другого тоже немало.
– Любимых не бросают! – Она была тверда и жестока в своих убеждениях.
Обадайя понимал.
– Он любит тебя, Улва. Действительно любит. Просто, он очень плохо умеет это показывать.
– Нет, просто тебя он любит, – едва слышно пробормотала девушка, отводя глаза.
