бой за село Павловское, один из последних боев с дутовцами. Село находилось в 10 километрах от железной дороги, вдоль которой проходили основные военные действия. Село, занятое казаками, угрожало нашему левому флангу. Крестьяне этого села пришли к нам с просьбой дать им оружие. Сразу выдать им оружие мы не могли. Было послано 50 человек из роты, в том числе и я. За нами крестьяне выслали 20 подвод, и мы быстро прибыли в село. Разделились на два отряда по 25 человек. Я со своей группой занял один конец села, другая группа повела наступление с другого конца. К нам присоединились местные солдаты-фронтовики. С их помощью мы разбили более 200 казаков, засевших в селе. Село Павловское мы заняли после двухчасового упорного боя. Все моряки боролись геройски…» У станции Переволоцкой казаки хорошо укрепились. Утром 8 января развернулись упорные бои за станцию Переволоцкую. Наступлению сильно мешали пулеметы противника, установленные в каменных зданиях. Вести артиллерийский огонь по разъезду было нельзя, так как шел уличный бой и можно было поразить своих. Тогда С.Д. Павлов дал приказ – открыть артиллерийский огонь по станции Сырт, а разъезд взять в штыки.
Дутовцы, услышав разрывы артиллерийских снарядов у себя в тылу, испугались, что их берут в кольцо. Они срочно погрузились в вагоны и отошли. Ускакала конница. Переволоцкая была взята.
Затем настал черед станции Сырт, где располагался штаб Дутовым. После артиллерийского обстрела Дутов отвел свои войска на станцию Каргала. Из-за сильного мороза и глубокого снега отступавшие понесли тяжелые потери.
Из воспоминаний чрезвычайного комиссара Тургайской области А.Т. Джангильдина: «По распоряжению Ильича был направлен отряд матросов в 600 человек, во главе с мичманом Павловым… Отряд матросов был прекрасно обмундирован и снаряжен. Бои были упорные. Каждую станцию нужно было брать с боем. Особенно сильные бои были под Ново-Сергиевкой. Упорный бой разгорелся также за станцию Сырт… Я вступил в Сырт с отрядом матросов и своим отрядом в 12 часов ночи… После взятия Сырта в окопах мы нашли несколько сот замерзших кадетов, гимназистов и юнкеров, которые не выдержали условий зимнего боя…»
Далее дутовцы уже оставляли без боя станцию и станицу, а казаки станицы Донской вообще прислали своих парламентеров, что они признают Советскую власть. Им не слишком поверили и, на всякий случай, взяли заложников.
Последний крупный бой за Оренбург произошел под станцией Каргала. На этом перегоне казаки разрушили пути, подорвали паровоз. Бой был ожесточенным. Но к вечеру 16 января матросы все же заняли станцию.
Теперь падение Оренбурга было предрешено. Казачьи части повсеместно отступали, разрушая железнодорожное полотно. В бой казаки больше не вступали.
Газеты тех дней сообщали: «Самара. 16 января. Советские войска взяли станцию Сырт. Раненых и убитых дутовцев грузят в вагоны. В ночь на 16 января советские войска вступили на Каргалу, последнюю станцию под Оренбургом. Дутовцы отступают в панике. Станицы выдали все оружие и заложников. Завтра ожидается взятие Оренбурга…»
* * *
Между тем, Северный летучий отряд приближался к городу. 17 января Дутов с тремя сотнями верных казаков ушел из Оренбурга по направлению к Верхне- Уральску. Остальные казаки просто разъехались по домам… 18 января главные силы Оренбургского фронта, под командованием С.Д. Павлова, вступили в Оренбург.
18 января из Оренбурга послана телеграмма: «Петроград. Совет Народных Комиссаров. Народным комиссарам Дыбенко, Подвойскому. После боя под 17-м разъездом продвинулись вперед и заняли г. Оренбург. Вся контрреволюционная банда разбежалась. Произведены аресты главарей восстания. Завтра приступаем к поголовному обыску и по примеру Троицка укрепим положение Советов. Снаряжаем погоню за дутовщиной. Шлю от имени войск Оренбургского отряда и фронта привет съезду Советов. Командующий войсками Оренбургского фронта Павлов».
Историк Великанов пишет: «Когда Оренбург был взят, по приказу Запкуса моряки и красногвардейцы согнали в центральную гостиницу города хорошо одетую публику и предложили… откупиться. Присутствовавший при этом председатель Оренбургского губернского военно-революционного комитета Цвиллинг шутливо бросил: «Смотри-ка, какой улов-то у нас! Откупаются. Хотя и неохотно. Ну да некуда им деваться, придется потрясти мошной!.. Вот с этого миллиончик возьмем», – показал он глазами на торговца Деева. Состоятельные горожане ждали, когда из дома принесут деньги, вносили их тут же кассиру, получали расписку, а с нею и свободу».
Как писал комиссар П.А. Кобозев: «Моряки на дутовском фронте явились красталлизационным ядром… как только масса к этому основному ядру примкнула, наша победа над дутовщиной была обеспечена». После победы имели место и террор. В Оренбурге в превентивных целях победители арестовали около ста казачьих офицеров, десятая часть которых без предъявления обвинений была расстреляна. Хотя дутовцы, к этому времени только решали, расстреливать ли им двух захваченных матросов-разведчиков.
На этом революционная миссия балтийских матросов на Урале зимой 19171918 годов завершилась. После непродолжительного отдыха в Оренбурге, который, по обыкновению, сопровождался пьянством и грабежами, Северный летучий отряд был отозван в Петроград.
Однако часть Северного летучего отряда под командой комиссара Северного района России и Западной Сибири М.А. Запкуса, в Петроград не вернулась, а двинулась дальше в сторону Тюмени. Прибыв в Тюмень во второй половине февраля, комиссар Северного района Европейской России и Западной Сибири начал утверждать там твердый, но справедливый Советский режим. Начальник Тюменской уголовной милиции Н.Н. Кислицкий успел составить рапорт «Об обстоятельствах захвата власти в Тюмени большевиками 27 февраля нового стиля в 10 часов утра». «Самого Кислицкого, – дописали в рапорте его подчиненные, – сразу же увели на станцию Тюмень в карательный отряд известного палача Запкуса». Приказом № 1 М.А. Запкус объявил о введении с 4 часов дня 28 февраля 1918 года военного положения в Тюмени. Пункт десятый приказа гласил: «Все лица, замешанные в подстрекательстве к погромам, в агитации против существующей рабоче-крестьянской власти, будут без дальнейших разговоров и рассуждений в два счета на глазах всех уничтожаться». Приказом № 4 М.А. Запкус наложил контрибуцию в размере двух миллионов рублей на капиталистов Тюмени. Причем один миллион должен быть внесен 4 марта и один миллион – 6 марта. В приказе отмечалось: «Половина контрибуции пойдет на содержание отряда, а другая половина – в распоряжение Совета рабочих и солдатских депутатов Тюмени».
Очевидец событий Г.А. Дружинин вспоминал: «Возвращаясь из депо, я увидел на станции около водонапорной башни группу людей. Тут же на запасном пути стоял поезд, состоящий из пассажирских вагонов: это был штаб матросов во главе с Запкусом (видимо, латыш или еврей). Этот отряд занимался сбором контрибуции с купцов Плотникова, Гусевой, Колокольникова и других. При проведении обысков адъютант Запкуса Андреев из квартиры Колокольникова присвоил золотые часы. Запкус узнал об этом от матросов. Вот
