говорил вам, что это сто́ящие песни, что это талантливо и обязательно будет иметь успех у чувствующих и думающих людей! А вы меня подняли на смех, при всех назвав бабушкиным патефоном. Но парень этот в отличие от вас верил в свой успех и нашёл-таки продюсера, достойного своего творчества! И если бы не ваш категоричный отказ, то открыть людям этот талант могли бы мы! Или даже я! Но вы давно не занимаетесь настоящим творчеством, вы глухи и слепы! Вы работаете с платежеспособными однодневками! Да, после нашего отказа этому парню пришлось потратить немало времени, но теперь он с лихвой окупил все затраченные ресурсы. А мог бы выступать под эгидой нашего продюсерского центра. Так нет же! Вам нужен сиюминутный результат. Вот вы и двигаете этих мычащих нечленораздельными звуками. Как вашу любовницу, например, — сказав это, Алексей осёкся. Он понял, что перегнул палку. Но с другой стороны, терять уже было нечего. И хотя смелостью Алексей никогда особо и не отличался, но в данной ситуации от такого несправедливого отношения к себе он потерял всякий страх.
Генеральный продюсер сузил свои глаза в злобной гримасе и сквозь зубы прорычал:
— Ну, теперь ты у меня в переходах цветочки будешь продавать, неудачник! Пшёл вон! И никакого тебе выходного пособия! Ты посмотри на него, учить он меня вздумал, как деньги зарабатывать.
— Вот именно: зарабатывание денег — это всё, чем вы здесь занимаетесь. И неважно, какие последствия будут у слушателя от такого вашего зарабатывания, — нахмурив брови, еле слышно произнёс Алексей.
— Ах, ты ещё и огрызаешься? Идеалист чёртов! Что ж, жизнь тебя сама всему научит, щенок. И, кстати, передавай привет своей подруге. Как там её, Арина, Алина… А, Афина! Вот уж где действительно рвение на Олимп! Недаром, что Афина, — и он зло ухмыльнулся, как бы что-то вспоминая.
Алексей это заметил и возмущённо спросил:
— А с какой это стати ей нужны ваши приветы?
— Ну, приветы, может, и не нужны, а вот услугами моими она с удовольствием воспользовалась. Как и я её, — и он снова злобно рассмеялся.
— Я не понимаю, на что это вы намекаете?
— Да всё ты понимаешь, неудачник. Или ты считаешь, что её бездарную песню включили в наш сборник по причине её выдающегося таланта? Нет, талантом она, несомненно, обладает и даже не одним, — он продолжал злорадствовать, с наслаждением наблюдая за Алексеем.
— Но все её таланты из другой области и к музыке ровным счётом не имеют никакого отношения! Или ты в чужом глазу соринку видишь, а в своём бревна не замечаешь? Лепишь мне тут истории про истинное творчество, а что у тебя под носом творится, не понимаешь?
— Нет, всё это неправда. Для записи своей песни она брала кредит, а песня попала в сборник благодаря онлайн-голосованию!
— Да-да, именно кредит и онлайн-голосование… Я хорошо помню, как на этом самом столе «оформлял» ей этот самый кредит и устраивал голосование. Раза три, между прочим, оформлял: два раза на столе, один раз под столом, — и Анатолий, похлопав ладонью по дубовому столу, громко расхохотался. Просмеявшись, он победно продолжил:
— Так что, да, я зарабатываю деньги! И поэтому имею и возможности, и людей! А ты со своими «высокими» идеалами — полный ноль. Так что, проваливай. Выход сам знаешь где.
Униженный и разбитый, Алексей вышел из здания продюсерского центра на улицу. Холодный январский ветер недружелюбно разметал его волосы и врезался в горячий от возбуждения лоб. Он чувствовал себя беспомощным. На нём висел кредит за подаренный Афине айфон, кредит за путёвку на турецкое побережье (где он тоже был с Афиной) и аренда съёмной квартиры. Он не решался взять трубку и набрать ей, ибо понимал, что сейчас уловит любую фальшь в её голосе. И очень этого боялся. Да чего уж там, он чувствовал, что всё услышанное — правда. И это его вина, ведь он сам закрывал глаза и отмахивался от очевидных вещей, связанных со своей подругой. Ведь так гораздо спокойнее жить. Воистину, чего глаз не видит, о том сердце не болит…
Но, дорогой мой читатель, рано или поздно каждому придётся открыть глаза и узреть истинное положение дел в своей жизни. И лучше сделать это добровольно, заблаговременно, самостоятельно, чем ждать, когда жизнь сама ткнёт тебя носом. Ибо сделает она это жёстко и безапелляционно. И непременно, этот путь будет пройден в одиночестве. Тут уж волей-неволей придётся делать выбор: либо, приняв ситуацию, всё осознать и, не лукавя перед собой, начать двигаться согласно голосу души. Либо утонуть в обидах, терзаниях, жалости к себе и сгинуть к чёртовой матери под звуки мирской суеты.
Пройдя один квартал, он всё-таки решился и набрал номер Афины.
— Алекс, привет! У тебя что-то срочное? Мы просто с девчонками на фотосессии сейчас, — по голосу стало понятно, что в фотосессию также включалась и «фотовыпивка».
— А где ты, Афина?
— Кажется, мы в Москва-сити, а что случилось? — на заднем фоне звонко хохотали другие «фотомодели» и играла танцевальная музыка.
— Я хочу поговорить с тобой. Давай, я сейчас приеду?
— Ой, нет, Лёш. У нас работа в самом разгаре.
— Ты сегодня приедешь? — всё менее уверенно спрашивал он.
— Слушай, у нас же потом закрытый показ в клубе… Наверное, уже не успею сегодня.
Алексей понимал, что, если прямо сейчас не спросит, то до следующей встречи с ней не найдёт себе места:
— Скажи, а тебе помогал с песней мой начальник? — после этого вопроса на том конце провода возникла неловкая пауза.
— М-м-м, а почему ты спрашиваешь?
И тут в его поникшую голову пришла какая-то нелепая идея, которой он сразу же и воспользовался:
— Он меня уволил. Сказал, что хочет быть с тобой, а я буду помехой. Вот я и не могу понять, с чего бы это? — таких кульбитов его мозг ещё не выдавал, но дело сделано. Он застыл в ожидании. Но в ожидании худшего. А, как правило, худшие ожидания всегда сбываются.
— Толя? Серьёзно? Он так сказал? Да тихо, девочки! — стало слышно, как она взволновалась.
«Толя», значит». Лёша поморщился, представляя дубовой стол своего бывшего начальника.
— Понимаешь, Алекс… Ты же знаешь, что я мечтаю стать известной певицей или актрисой, а Толя… кхе, Анатолий Яковлевич, может мне в этом помочь. А с тобой нам всё равно не по пути. У нас даже разные взгляды на музыку. Без обид?
«Без обид?» — отдалось долгим эхом в его голове. Лёша отключил трубку и, кажется, заплакал от всей этой безысходности. «Мамочка, почему я не
