Джихадисты утвердились в Верхнем Египте, в провинциях, где доля коптского населения могла достигать 20 %. Здесь ненависть, направленная против христиан, принимала и социальное измерение. Это было время массовой безработицы, обусловленной временным падением цен на нефть и обмелением потока эмигрантов на Аравийский полуостров (где египетские дипломы обесценились из-за развала египетской системы образования). Все это привело к массовому усвоению населением лозунгов радикального исламизма. Нападения на «надменных» коптских аптекарей, ювелиров и коммерсантов и поджоги церквей становились все чаще с благословения фанатично настроенных шейхов, призывавших «грабить награбленное неверными». Джихадисты поставили бедный каирский пригород Имбаба, населенный сельскими мигрантами, в массе свой выходцами из Верхнего Египта, своими дружинами под такой контроль, что шейх главной мечети района заявил в интервью агентству Рейтер о провозглашении «Исламской республики Имбаба». Он также настаивал на том, что на ее территории действуют только законы шариата. В 1992 году Мубарак, наученный горьким опытом Алжира, направил туда 14-тысячный отряд полицейских и солдат для зачистки Имбабы от джихадистов. Такого рода действия препятствовали слиянию различных социальных составляющих исламистского движения в единое целое. На все это 12 октября наложилось землетрясение в Каире, в результате которого погибло около тысячи и ранено около десяти тысяч человек. Многочисленные исламистские благотворительные организации развернули – как годом ранее в алжирской Типазе – масштабную деятельность по оказанию помощи пострадавшим (используя палатки, изначально предназначенные для боснийских мусульман). Их действия выгодно выделялись на фоне медлительности и неповоротливости властей.
Тем не менее репрессии со стороны государства не помешали «Братьям-мусульманам» выиграть выборы во всех профсоюзах, от врачей и инженеров до адвокатов. Эта победа, по сути, означала торжество идеологии «Братьев-мусульман» в среде обладателей ученых степеней и лиц свободных профессий. Режим, которому не давал покоя пример Алжира, искал с ними компромисса в попытке расколоть исламистское движение. Но начиная с 1993 года градус противостояния только нарастал. Сам Мубарак чудом уцелел во время покушения на него, организованного в июне 1995 года египетскими джихадистами в столице Эфиопии Аддис-Абебе, куда президент прибыл для участия в конференции Организации африканского единства. С этого момента «аль-Гамаа аль-исламийя» начала охоту на туристов, на которых во многом держалась экономика Египта. Так, в марте 1996 года в Каире были убиты 18 греков, которых приняли за израильтян. Джихадисты надеялись, что крах туристической индустрии, обеспечивавшей львиную долю поступлений в казну, ускорит крах режима Мубарака, но обманулись в своих ожиданиях. Первыми жертвами этой вакханалии стали миллионы простых египтян, так или иначе выживавших за счет туристического сектора. Эта тактика лишила джихадистов поддержки у народных масс Верхнего Египта, от Асуана до Луксора, где находится большая часть туристических достопримечательностей. 17 ноября 1997 года, через два месяца после пролития крови в пригородах алжирской столицы, крови, от которой ВИГ так и не отмоется, боевики «аль-Гамаа аль-исламийя» расстреляли 60 туристов у храма Хатшепсут в Луксоре. Эта резня прозвучала погребальным звоном по египетскому джихаду девяностых, вынудив даже некоторые из исламистских группировок отмежеваться от него. Военное поражение экстремистов было очевидной, пусть и временной, неудачей исламистского движения. Однако эта неудача не повлияла ни на глубинные социальные причины движения, ни на прогрессирующую исламизацию образа мышления масс, которую стимулировали нефтедоллары Аравийского полуострова. Впрочем, она приведет к серьезному стратегическому сдвигу в идеологии исламистов, которые перенесли центр внимания с локальных конфликтов на терроризм в мировом масштабе.
Джихад в Боснии уходит корнями в сербскую агрессию против Сараево, начавшуюся вскоре после того, как в марте 1992 года республика Босния и Герцеговина объявила о своей независимости. Он вписывался в более широкие рамки новой «балканской войны», на этот раз конца XX века, когда Югославия распалась вдоль исторически сложившихся линий этнических и конфессиональных разломов. В отличие от Алжира и Египта, боснийский джихад проистекал не из исторического процесса исламизации изнутри, глубоко затрагивавшего общество. Он был следствием внешнего стимула, мотив которого заключался в изображении мусульман, наряду с другими, жертвами гонений и «этнических чисток». Это давало основания возобновить зародившийся в Афганистане международный джихад, закончившийся в апреле того же 1992 года с окончательным переходом Кабула под контроль моджахедов и свержением бывшего советского вассала, диктатора Наджибуллы.
В 1936 году в кругах боснийской интеллигенции зародилось панисламистское движение, ставшее реакцией на упразднение в 1924 году Османского халифата. Взяв за пример для подражания египетских «Братьев-мусульман», исламисты создали ассоциацию «аль-Хидайе» (от арабского хидая: «наставление в истине»). Некоторые из ее активистов вступили в дивизию СС «Ханджар» («Кинжал»), сформированную из боснийских мусульман великим муфтием Иерусалима Амином аль-Хусейни, «гостем Третьего Рейха». В 1941 году, в разгар Второй мировой, возникла молодежная организация «Млади муслимане» («Молодые мусульмане»). После освобождения Югославии Тито распустил «аль-Хидайе», запятнавшую себя сотрудничеством с нацистами. В 1949 году наступила очередь «Молодых мусульман»: члены организации были арестованы, а четверо руководителей приговорены к смертной казни. Параллель с судьбой египетских «Братьев-мусульман» получила продолжение в 1970 году (год смерти Насера!), когда один из арестованных в 1949 году, Алия Изетбегович, опубликовал манифест, озаглавленный «Исламская декларация». Тезисы декларации во многом перекликались с «Вехами на пути» Сеййида Кутба, опубликованными в Египте пятью годами ранее. Когда Насер и Тито стали союзниками по Движению неприсоединения, боснийских мусульман начали отправлять в командировки в Каир, где некоторые их них выучили арабский. Они также, не предавая это огласке, установили контакты с подпольными сетями египетских «Братьев».
Не успели улечься страсти после победы Иранской революции (1979) и смерти Тито (1980), как Изетбегович в 1983 году был снова арестован по делу тринадцати исламистов, обвиненных в «исламском фундаментализме». В 1990 году, когда распад Югославии был уже делом предрешенным, он основал Партию демократического действия (ПДД), первоначальное название которой – Мусульманская партия Югославии – было забраковано властями. Вскоре после этого его избрали президентом Боснии и Герцеговины. Он выступал не как исламист, а как политик мусульманского вероисповедания. В условиях роста национального и религиозного самосознания Изетбегович заручился поддержкой единоверцев, которые, хоть и были в большинстве своем равнодушны к исламу, стремились обрести защиту от сербских и хорватских ополченцев. После того как титоизм канул в Лету, Изетбегович мог беспрепятственно наживать политический капитал на славе преследуемого в годы правления Тито диссидента. Он стал воплощением самосознания гонимых боснийских мусульман, но, в отличие от алжирского ИФС, его партия не объединяла под своей эгидой никаких социальных движений исламистского характера. Основной электоральной базой ПДД были жители небольших городов и сельской местности, а наиболее секуляризованные элиты Сараево за Изетбеговича не голосовали. ПДД не ставила своей целью навязывание шариата, но ее лидера связывала давняя дружба с ближневосточными исламистами. И, столкнувшись со зверствами «этнических чисток», грозящих геноцидом, Изетбегович принял столь необходимую ему военную и финансовую помощь деятелей международного исламизма. Те же приложили все усилия, чтобы превратить последнюю балканскую войну XX века в джихад, за контроль над которым будут бороться друг с другом сунниты и шииты.
