фонарик и с трудом протиснулся в брешь, ободрав спину об острые зазубрины.
Ему казалось, что целую вечность он пробирается узкими переходами, борясь ураганным ветром, валящим с ног. Гора продолжала рушиться, и он крепко стиснул зубы, ожидая, что в любую секунду впереди может оказаться непреодолимый завал, или они сами окажутся под завалом. Но этого не случилось. Некоторое время спустя он понял, что фонарик больше ни к чему, переход слабо замерцал отблесками неземного света, а в лицо помимо бешеного ветра полетели клочки тумана, похожие на мокрую вату. Он ускорил шаг. Все еще оставался шанс попасть в Кайонгуни до того, как Пилатапу закроет его. Последний отрезок пути он двигался, крепко зажмурившись, и переступил порог в тот самый миг, когда колдун преломил свой посох.
…
Оглушенный внезапно обрушившейся на него тишиной, Карл оказался посреди бескрайнего тумана - на широкой тропе, выложенной из древнего гладкого камня. Ноги задрожали, он опустился на колени и, прижимая к себе жену, послал неведомым богам бессвязную благодарственную молитву. Он успел! Что бы ни ждало их впереди, он успел! Возможно, кто-то мудрый и добрый помог ему. Значит, поможет и за Рекой. Оглянувшись назад он с трудом различил слабую морщинку на молочном теле тумана, которая быстро разглаживалась. Примерно такой же след может оставить нож, разрезающий жидкую сметану. Эфемерный и мимолетный. Пути назад не было, но беспокоится об этом не имело смысла.
«В Кайонгуни много ходов по всему миру», - вспомнились ему слова Яррана. Значит, много и выходов. Он поглядел на лицо Хелены. Она выглядела старой и мертвой, но на шее едва заметно пульсировала синеватая жилка.
Прежде, чем идти дальше, он решил немного отдохнуть и осмотреться, хотя смотреть было особенно не на что. Кайонгуни был именно таким, каким его описывал Ярран - пустое, молчаливое пространство, наполненное лишь туманом. Ветер стих. Он не слышал ни криков, ни шорохов, ни бормотания. Кайонгуни успокоился и стал тем, чем и призван был быть – местом отдыха усопших. Лишь где-то на периферии, в такой перспективе, которую не мог уловить человеческий глаз, ощущалось движение. Карлу казалось, что к Тропе с обеих сторон подходят едва угадывающиеся молчаливые фигуры, смотрят на него и с печальными вздохами отступают прочь. Кто это? Хранители? Впрочем, ему было все равно.
Отдышавшись, он поднялся и двинулся по тропе. Все вокруг виделось застывшей картинкой, на которой иллюзию движения создавала лишь сама тропа, которая, казалось, тоже двигалась под ногами по кругу – как полотно беговой дорожки в спортзале. Он почувствовал себя хомяком в колесе, топчущимся на месте. Чтобы избавиться от этого ощущения, он сосредоточился на камнях. Несколько крупных, пара небольших, множество маленьких, один большой. Стало легче.
Через некоторое время послышался шум, и Карл навострил уши. Река? Звук лишь отдаленно напоминал бегущую по камням воду, куда бо́льшие ассоциации он вызывал со звуками космической радиации, как будто где-то рядом вращался газовый гигант вроде Юпитера – треск, пощелкивания, перезвон, шипение.
Впрочем, то, что вскоре выступило перед ним из тумана, меньше всего походило на реку. С отпавшей челюстью он застыл, взирая на могучий бескрайний поток энергии. Он пересекал Тропу и уходил в бесконечность по обе ее стороны. Широкий настолько, что занимал все пространство до линии горизонта и дальше. Единственное, с чем он мог бы сравнить его – это распрямленная в линию спираль Млечного пути, несущаяся мимо с умопомрачительной скоростью. Внутри Потока без конца бились молнии, взрывались миллионы солнц, завихрялись немыслимые цвета, а над поверхностью клубилась взвесь из неведомого вещества, похожего на морскую пену.
«Боже…», - пробормотал Карл и облизнул пересохшие губы, - «И это они называют Рекой?! Да нас в два счета разорвет, стоит только сделать шаг…».
Он опустил глаза на жену и понял, что Харона они ждать не могут. Виски ее запали, нос заострился, а кожа за ушами скорбно обвисла. Только упорная жилка на шее продолжала слабо трепыхаться под пепельно-серой кожей.
Карл прижался губами к ее холодному лбу, зажмурился и сделал шаг в беснующийся Поток. Краткая вспышка ослепляющей боли, и мир перестал для него существовать.
…
Когда он очнулся, перед глазами было черно, а все тело саднило и подергивалось, словно он только что слез с электрического стула. Отталкиваясь трясущимися руками от земли, он сел и осмотрелся. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались черные дюны, над которыми ветер нескончаемым потоком гнал стены песка. Тело его было сплошь покрыто рваными ранами, порезами и царапинами. Ощущения были такие, словно с него сначала содрали кожу, а потом кое-как надели обратно.
«Это ваше царство мертвых – гнусное местечко», - подумал он, а потом в голове вспыхнуло: «Хелена!»
Щурясь от залепляющего глаза песка, Карл лихорадочно огляделся в поисках жены. Женщина лежала в нескольких метрах от него, а над ней скорчилась корявая фигура, почти неразличимая в песчаном вихре. Ужас полоснул его по сердцу.
«Отойди… от нее», - попытался крикнуть Карл, но из горла донесся лишь сип. Фигура никак не отреагировала, и Карл как мог быстро двинулся к ней, с трудом подтягивая непослушное тело на локтях, - «Я сказал…»
Он осекся, а потом истошно заорал, увидев, что существо с аппетитом обгладывает руку Хелены. Оно, наконец, оглянулось через плечо и уставилось на Карла знакомыми белесыми подслеповатыми глазами. Малинджи! Губы и подбородок его были черными от крови и налипшего на них песка.
- Не ори, - ворчливо прохрипел тот и, нехотя оставив лакомый кусок, отполз на пару шагов, - Тут еще много...
Вздрагивая от ужаса, Карл подтянул к себе жену и осмотрел ее руку, представляя, какую адскую боль та будет испытывать, когда очнется. Но текущая из укусов кровь все же его порадовала. Мертвецы не кровоточат…
Он стянул с себя остатки футболки и, скрутив ее, быстро наложил давящую повязку. Убедившись, что Малинджи тихо сидит в стороне и не собирается нападать, он легонько похлопал жену по израненным щекам, пытаясь привести ее в чувство.
- Если это не еда, зачем ты ее притащил сюда? – спросил старик. Карл быстро глянул на него и заметил на облизывающемся бараньем лице искреннее недоумение. А еще он только сейчас понял, что оба они говорят на каком-то корявом
