меня на почте знают, выдадут. Ты же мопед починил?
Я зевнул. Мопед я починил, но ехать со Шныровой на край света не собирался.
Шнырова попробовала забраться в окно, но не получилось.
– Сегодня мой день, между прочим, – скала она. – Я считала.
Я промолчал. Нашел пятицвет, сощипнул, теперь надо сжевать.
– Слушай, Граф, ты должен мне помочь, – сказала она. – А я перед Дрондиной извинюсь, скажу, «Дрондина, извини, что ты такая корова», и она меня простит.
– Да ты и так извинишься, никуда не денешься.
Шнырова исчезла, спрыгнула с фундамента. Я закинул пятицвет на язык. По поверью он сладкий, но это, как и остальные поверья, вранье. Горький.
– Хорошо, Графин, – подала голос Шнырова. – Убедил. Извинюсь по полной. Готовь мопед.
– Я тебя отвезу, но ты мне тоже поможешь.
Шнырова опять показалась в окне.
– Ты что, с Дрондихой решил мутануть?! – прищурилась она.
Это было так неожиданно, что я поперхнулся счастливой сиренью, кашлянул. Скомканная сирень угодила Шныровой в щеку и прилипла.
– Смотри, рискуешь, – ухмыльнулась Шнырова и обобрала цветок. – Дрондинские бабы всех своих мужиков бьют штакетником, у них трудная судьба, Графин. Жду тебя под тополями через полчаса.
Шныров исчезла. И почти сразу возникла.
– Ну, ты приходи, ладно?
– Ладно.
Шнырова исчезла опять.
Я занялся мопедом.
«Дельта» старая, но рабочая в принципе, пробег полторы тысячи. Отцу в детстве купили. Бабушка и дедушка клюкву весь август собирали и сдавали, талон получили и отцу купили мопед. Теперь я на нем по округе езжу, покрышки зацепистые, по лесным тропкам только так тянет, правда, в прошлом августе движок забарахлил, я на весенних каникулах хотел перебрать, почистить, но так руки и не дошли.
Выкатил мопед из сарая, залил бензин под горловину, попинал стартер на всякий случай, мопед не завелся. Ну, значит толкач.
Я покатил мопед к тополям.
Шнырова там уж дожидалась, раскачивалась на качелях, свистела и махала ногами. По поводу путешествия она перенарядилась в городское: узкие джинсы, желтые ботинки, вязаная кофта с капюшоном. Завидев меня, Шнырова запуталась в качелях, я сказал, что буду ждать за мостом и начал толкать «Дельту», запрыгнул на сидение.
Склон у нас в километр, можно три раза растолкаться, я подоткнул вторую передачу, дождался, пока мопед разгонится до пятнадцати километров, запрыгнул на сидение, бросил сцепление. Шестеренки провернулись, сцепление жикнуло, двигатель чихнул и завелся.
Я съехал к мосту, затормозил, включил нейтралку, прогазовался. Движок коптил маслом, дзинькал, но обороты держались ровные. До города допыхтим. Тормозить осторожнее надо.
Поправил зеркала и увидел Шнырову. Она бежала по дороге, нелепо подскакивая на кочках и кукольно размахивая руками, словно с горы непостижимым чудом скатывался запутавшийся в собственных ногах марсианский треножник. У подножья холма Шнырову опасно повело в сторону, и я испугался, что она рухнет в траву и испортит весь имидж, но Шнырова собрала конечности в кулак и удержалась.
Я перекатил «Дельту» по рельсам на другой берег, Шнырова перебралась за мной.
– Эй, по лужам не дрызгай! – потребовала Шнырова и устроилась на сидении за мной. – Поехали!
Ну, поехали. Выбрались на трассу, я прибавил скорости. «Дельта» мопедка старая, тарахтит и фыркается, но бежит.
До Никольского двадцать километров по горам. Ну, то есть, горы это ненастоящие, так, гривы. Если посмотреть по карте, гривы эти уходят на запад, и там, где они погружаются в землю, протекает Сунжа. Дорога по гривам виляет, и вдвоем на «Дельте» трудно ехать, в подъем еле тянет, под гору еле тормозит. Я от такой езды немного взмылился, точно на велике педали крутил, зато Шнырова веселилась от души: орала, грозила кулаком обгонявшим нас машинам и плевала им вслед, стучала меня в спину кулаком. А на Кишевском подъеме, когда мопед перегрелся и с трудом тащил нас в похожий на саблю тяж, за нами увязались собаки. Штук пять из Кишево, мохнатые черные псы с лаем неслись рядом и пытались цапнуть за ноги. Я предусмотрительно поставил ноги на картер и прижал колени к баку, Шныровой свои длинные ноги убрать было некуда.
Поэтому она отлягивалась. Причем, иногда попадала, собаки щелкали зубами и бесились, что Шнырову только радовало.
Под конец подъема, когда двигатель едва хрипел, один из псов нас все-таки достал и вцепился в щиколотку Шныровой. Она дико завизжала мне в ухо, я оглох, а Шнырова принялась дубасить меня кулаком уже в шею. Я выкрутил газ до упора.
Думаю, мы бы вскипели, но к счастью дорога перевалилась вниз, мотор раздышался, и я смог прибавить скорости, собака оказалась упорной и некоторое время волочилась, застряв зубами в шныровской штанине. Когда «Дельта» набрала километров тридцать, псина отстала и укувыркалась в канаву.
Перед переездом я свернул на стояночную площадку. Шнырова хохотала и грозила собакам чумкой и унтами, я задрал ей штанину и убедился, что до ноги собака не добралась.
– Да не, не докусили, – сказала Шнырова. – У меня бешенства нет.
В этом я сомневался.
– Говорят, что в детском саду Дрондина одну девочку за голову укусила, – сообщила Шнырова. – Ее потом лечили.
– Кого? – не понял я.
– Всех, – ответила Шнырова. – Лечат всех, но вылечивают немногих. Поедем, Граф, чего стоять?
Мопеду стоило чуть остыть, но я решил не ждать. На горячую «Дельта» завелась с полпинка, а перед переездом снова встали – с запада подтягивался нефтевоз, Шнырова предложила сыграть «чет-нечет» на пятьсот рублей, я отказался, но Шнырова крикнула «чет» и стала считать вагоны. Если бы согласился, то проиграл бы – вагонов оказалось пятьдесят три. Шнырова принялась требовать с меня полтысячи – вроде как я ей мигнул, а значит, согласился – я с ней в споры не вступал.
Нефтевоз кончился, мы перебрались через переезд и оказались в Никольском.
Никольское город небольшой. Десять тысяч населения. Когда-то пятнадцать было и машиностроительный завод, сейчас десять и четыре лесопилки. Еще лесосушка и пресс-двор, где из опилок делают топливные брикеты, хотели поставить спиртзавод – чтобы из опилок гнать, но пока не поставили.
Мы въехали в город, слева заправка, справа шиномонтаж, потом гостевой дом «ТрактЪ Ир», потом нарядное кладбище, и электросети, и улица Трансформаторная с памятникам Первым Электрикам. Первые Электрики мне всегда напоминали компанию сутулых горлумов, то ли сразу памятник плохо построили, то ли за годы он так умялся.
– На почту? – спросил я.
– Да, на почту… Нет! Сначала в
