* * *
Шторм разразился внезапно. Лили показалось, что не прошло и пяти минут, как мирные белые облака на сероватом осеннем небе вдруг превратились в сплошную завесу грозных черных туч, клубившихся теперь у самого горизонта, разрастаясь и постоянно меняя форму. Время от времени их прорезали вспышки молний, но грома слышно пока не было. Сгибаясь под мощными порывами пронизывающего до костей ветра, девушка как зачарованная смотрела на ревущие гигантские зеленовато-свинцовые валы, которые разбивались о борта «Гордости Бостона», покрывая палубу клочьями пены и солеными брызгами. Мэт был занят — он помогал команде готовить корабль к схватке с ураганом. Лили отлично понимала, что ей следовало бы переждать непогоду в каюте, но величественное зрелище разбушевавшейся стихии притягивало ее. Силы природы, вырвавшиеся разом на свободу, пугали своей свирепостью и мощью, но в них было столько неукротимой энергии и жизни, столько дикого, первобытного, неподвластного человеку чувства, что у нее поневоле захватывало дух.
— Иди вниз! — донесся сквозь вой ветра голос Мэта. — Здесь становится слишком опасно!
Чтобы не поскользнуться. Лили вцепилась в поручень, оглянулась и увидела его: заслоняясь ладонью от брызг, Мэт стоял всего в двух шагах от нее, но ветер и грохот волн едва позволяли расслышать его слова.
— Я спущусь, когда захочу! — упрямо ответила она и снова отвернулась.
В последние дни они почти не разговаривали друг с другом, и девушке стало обидно, что первая же обращенная к ней фраза оказалась приказом. Она уже и сама собиралась вернуться в каюту: палуба обледенела и ужасно качалась, — но теперь скорее превратилась бы в сосульку, чем сдвинулась с места. Кроме того, откуда вдруг такая забота? Не все ли ему равно? Даже если ее смоет за борт, деньги все равно останутся у него!
— Ведь ты здесь, на палубе, так почему же мне нельзя? — добавила она скорее для себя, чем для Мэта, и еще крепче вцепилась в ледяное железо поручня.
Мэт решительно шагнул вперед, оторвал Лили от поручня, подхватил на руки и понес к пассажирскому трапу.
— Море — моя профессия, моя жизнь, — сказал он, ставя ее на первую ступеньку. — Я способен о себе позаботиться, но, если мне придется волноваться эй тебя, беда может настичь нас обоих.
Сквозь какофонию бури донесся крик: кто-то звал Мэта.
— Я нужен капитану, — вздохнул он. — В команде не хватает рук. Пожалуйста, не спорь и иди в каюту.
С этими словами Мэт растворился в пелене соленых брызг и начинающегося дождя.
Лили шагнула вниз по узкому темному трапу, и в тот же момент корабль сильно качнуло. Она инстинктивно схватилась за поручень, да так и повисла на нем, тщетно пытаясь ногами нащупать ступени. Девушку охватила паника; пальцы медленно, но неуклонно скользили вниз, их пронизывал ледяной холод металла, и они с каждой секундой теряли чувствительность. О, как она проклинала себя за глупость и упрямство, помешавшие ей вернуться в каюту до того, как разыгрался шторм.
Корабль почти лег на правый борт, а затем начал выравниваться, и, когда пальцы Лили уже почти разжались, ее нога нащупала наконец опору. Но не успела девушка поблагодарить бога за чудесное спасение, что-то — или кто-то? — ударило ее в спину, и она полетела в черную бездну узкого проема. Руки беспомощно хватали воздух, отчаянный крик потонул в стоне ветра и скрипе переборок.
Мгновение — и мчавшиеся с бешеной скоростью ей навстречу доски пассажирской палубы оказались совсем рядом. Мир вспыхнул мириадами огней и погас.
5
Через два дня Лили с трудом разомкнула веки, рядом с ее постелью сидел Мэт. Он выглядел каким-то постаревшим: лицо осунулось, под глазами залегли тени, как после бессонницы.
— Слава создателю! — облегченно вздохнул он. — Ну и заставила же ты меня поволноваться. Как ты себя чувствуешь?
Девушка хотела ответить, но только застонала. Мэт склонился над ней.
— Скажи, где у тебя болит? Корабельный доктор заверил меня, что все кости целы. Знаешь, дорогая, тебе чертовски повезло.
Рука Лили дрогнула, приподнялась и коснулась виска, словно проверяя, на месте ли голова.
— Здесь, — слабым голосом вымолвила она и жалобно добавила:
— Просто раскалывается… Что со мной случилось?
— Вообще-то я надеялся услышать это от тебя, — пожал плечами Мэт.
— Я… Я ничего не помню. Я просто хотела вернуться в каюту, как ты мне сказал.
— Должно быть, ты споткнулась или поскользнулась на верхней ступени трапа, потеряла равновесие и скатилась вниз, — предположил Мэт. — Корабль так бросало, что и на ровном-то месте устоять было непросто. Упав, ты потеряла сознание и пролежала у основания трапа несколько часов, пока не прекратился шторм и кто-то из команды не пошел проверить, как чувствуют себя пассажиры. !
— Как долго я.., спала? — поинтересовалась Лили.
Она еще не совсем пришла в себя и из рассказа Мэта уловила лишь то, что буря улеглась.
— Два дня.
— О боже! — ужаснулась она. — Не может быть!
Кто же ухаживал за мной все это время?
— Я, — просто ответил Мэт.
Девушка густо покраснела и отвернулась. Он? Но ведь ее надо было переодевать, мыть, менять постельное белье…
Конечно, он прикасался к ней, но как? Трогал ли там, где ему не было позволено? Не воспользовался ли ее беспомощностью, чтобы получить наконец то, чего так долго хотел? Она приподняла край одеяла и заглянула под него.
На ней, завязанная на все тесемки и застегнутая на все пуговицы, красовалась ее белая ночная рубашка. Лили робко, как бы извиняясь, перевела взгляд на Мэта.
— Ничего, — усмехнулся тот, — я не обижаюсь. Ты цела и невредима, можешь не сомневаться.
Его голос звучал хрипловато, а в глазах по-прежнему стоял хорошо знакомый ей голод, только теперь он чувствовался еще острее, что окончательно убедило Лили в искренности его слов, и она облегченно вздохнула.
Когда Лили обнаружили у трапа без сознания, Мэт чуть с ума не сошел от горя. Доктор осмотрел ее и сказал, что его жене необходимо просто отлежаться. Мэт решил ухаживать за ней сам. Среди пассажиров вызвались добровольцы, изъявившие желание помогать ему, но он, благодаря каждого, в конце концов от всех отказался. Два дня, пока Лили была без сознания, Мэт почти не спал. Он неотлучно находился при ней, безропотно исполняя все обязанности сиделки.
Он мыл ее так нежно и осторожно, как не моют и новорожденных.
Он переодевал ее.
Он менял простыни, наволочки и пропитанные раствором уксуса салфетки, которыми поминутно протирал бедняжке лоб и виски.
Он любовался ее телом. Мучился, страдал, желал ее так, что темнело в глазах, но ни разу не позволил себе прикоснуться к ней так, как хотел бы больше всего на свете.
