Перегнувшись через перила, Мэт горестно покачал головой. Он все еще хотел ее, и его тело ныло от неудовлетворенного желания.
— Что с тобой, дорогой? Вид у тебя довольно кислый, — раздался за спиной насмешливый голосок.
Мэт резко обернулся: перед ним стояла Кларисса. Если бы взгляд мог убивать, то она скончалась бы на месте.
— Ты?! Я же велел тебе прекратить меня преследовать!
Кларисса была последним человеком, кого бы Мэт хотел увидеть в этот момент, и все же у него появилась возможность сорвать на ком-то свою злость.
— Боже упаси! — с видом оскорбленной добродетели воскликнула она. — Я всего лишь возвращаюсь в Бостон, как ты мне и советовал… О, это чудо, что мы оказались на одном корабле! Я так рада, и…
— Это больше, чем просто чудо, Клари, — не дал ей договорить Мэт, — это чудо подстроенное. Тебе никогда не убедить меня в том, что ты оказалась здесь случайно.
Чего ты добиваешься?
— Ничего, дорогой, право же, ничего… Разве лишь возможности еще раз убедиться в том, что некая маленькая девочка, ставшая недавно миссис Хоук, тебя не удовлетворяет. Ведь я права! Не спорь, это глупо. Я же вижу, что с тобой творится: тебе сейчас нужна женщина — настоящая женщина, а не дитя, неспособное понять, что надо мужчине. Я знаю, ты женился несколько часов назад, и это твоя первая брачная ночь. Так почему же ты здесь, на палубе, а не в объятиях своей юной красавицы? Напрашивается только один ответ: вы совершенно не подходите друг другу.
Она стояла близко, так близко, что он остро ощущал пряный запах духов и видел, как вздымается и опадает в глубоком вырезе платья ее соблазнительная грудь. Мэт порывисто вздохнул, и Кларисса, одарив его одной из своих самых неотразимых улыбок, плотно прижалась к нему; ее рука легко коснулась его груди, затем живота и наконец замерла между ног, призывно поглаживая все еще твердый и жаждущий удовлетворения член. Одного лишь ее взгляда обычно хватало, дабы мужчина начинал возбуждаться, и она с удовлетворением отметила, что это по-прежнему действует.
— Ты хочешь меня, Мэт, — страстно прошептала она. — Даже если ты уже успел ублажить свою маленькую девственницу ты все равно хочешь меня!
Да, в тот момент ему действительно нужна была женщина — нужна отчаянно, до боли в сведенных желанием мышцах, до головокружения . Но только не Кларисса. Он хотел свою жену, ее свежее, нетронутое тело, а не изощренных ласк своей бывшей любовницы.
«Если Лили не желает тебя, то почему бы не принять предложение Клариссы?» — предательски нашептывал ему голос плоти.
«Потому что все равно никто, кроме Лили, не способен погасить пылающий в тебе пожар», — отвечал голос сердца.
— Нет, Клари, не получится, — почти с сожалением сказал Мэт. Ему было неловко перед ней, но он не мог ничего с собой поделать.
Черные глаза Клариссы угрожающе сверкнули.
— Что сделала с тобой эта Лили, Мэт? — срывающимся от гнева голосом спросила она. — Ты уже дважды отверг меня! Неужели ты всерьез полагаешь, что с ней тебе будет лучше, чем со мной? А как же твое обещание?
Перед отъездом из Бостона ты уверял меня, что твой брак — чистая формальность и что между нами ничего не изменится.
— Не дави на меня, Клари, — сердито оборвал ее Мэт. — Я все еще зол на тебя за твою настырность. Сначала ты заявляешься в Лондон, а затем оказываешься на том же корабле, что и я. Не смей больше попадаться на глаза ни мне, ни моей жене. Что же до наших отношений, то мы все обсудим, когда прибудем в Бостон.
Он повернулся и зашагал прочь, а Кларисса так и осталась стоять с закушенной до крови губой и перекошенным от ярости лицом.
* * *
Когда на следующее утро Мэт вошел в каюту. Лили уже встала и оделась. Она терялась в догадках, где он провел ночь, но была слишком горда, чтобы спрашивать. Мэт в свою очередь тоже не стал ничего объяснять. Он сухо поздоровался с ней и начал переодеваться. Увидев, что ее присутствие его нимало не смущает, она извинилась и вышла из каюты. Вслед ей донесся язвительный смешок, а спину обжег исполненный горечи взгляд. Какое-то время девушка гуляла по палубе под пронизывающим ветром и уже начала замерзать, когда наконец к ней присоединился Мэт, и они отправились завтракать.
Не увидев в ресторане таинственной брюнетки, Лили почувствовала странное облегчение. Она не знала почему, но ей упорно казалось, что эта женщина и Мэт как-то связаны. Впрочем, никаких доказательств у нее не было, а значит, и обвинять его в чем-либо она не могла. Решив, что все это лишь плод воображения, девушка сосредоточилась на еде, которая для корабельной кухни оказалась на удивление вкусной. Внезапно вилка застыла в ее руке.
«Я никогда не обещал хранить тебе верность», — сказал вчера Мэт. Она и так не возлагала на свой брак почти никаких надежд, а теперь оказывается, что их не осталось вовсе. Супружеская верность… Звучит как-то сухо и официально, словно выписка из постановления суда, и в то же время в этих двух словах, на ее взгляд, содержалась сама суть брака. От чего же она зависит? От любви? Наверное.
А если Мэт прав, и любви не существует? Лили окончательно запуталась, но одна мысль по-прежнему жгла ей мозг: неужели то, что она отказывает Мэту в близости, лишает ее права судить его или требовать от него верности? Ответ напрашивался сам собой, однако он ей совершенно не нравился.
Дни текли унылой чередой, и Мэт не делал больше попыток разделить с Лили постель. После той первой ночи он использовал их общую каюту только для того, чтобы переодеться или принять ванну. На людях, общаясь с пассажирами, они держались друг с другом вежливо и даже любезно, но наедине мгновенно превращались в двух отчужденных незнакомцев. Лили часто вспоминала те сладостные и волнующие ощущения, которые вызвали в ней прикосновения Мэта, но — не без основания, как ей казалось, — полагала, что если бы он действительно хотел ее, то не сдался бы так легко.
Для Мэта плавание превратилось в сплошной кошмар.
Жена отказала ему в праве распоряжаться ее телом, а от тела Клариссы он отказался сам. Несколько недель полного воздержания сводили его с ума, он уже всерьез начинал опасаться за свою потенцию. У Мэта не раз шевелилась шальная мыслишка вспомнить о всегда распахнутых для него объятиях бывшей любовницы, но какой-то внутренний стержень не позволял изменить единожды принятому решению. Более того, Мэта не переставала удивлять легкость, с какой он порвал с Клариссой, — словно они были знакомы не пять лет, а пять минут. Только сейчас, думая об этом, он постепенно осознавал, что у них, по сути, не было никаких общих интересов, кроме, разумеется, постели. Их отношения и даже подобие взаимной привязанности определялись одним словом — похоть.
Впрочем, происходившая в нем переоценка прошлой жизни вовсе не свидетельствовала о том, что он готов целиком посвятить себя жене и стать оседлым семьянином.
Предстояла война, мысли о морских сражениях, победах и добыче будоражили кровь, и роль терпеливого мужа при девочке-жене никак не входила в его планы. Что же до любви, то Мэт искренне не верил, что она существует, — по крайней мере, в том смысле, какой принято вкладывать в это слово. Он любил море, любил острое чувство опасности, любил успех, любил заниматься любовью, наконец, но никогда еще не говорил ни одной женщине, что любит ее, и сомневался, что когда-нибудь скажет. Другие слова, вроде «желание», «потребность», «возбуждение» и даже «страсть», были куда ближе и понятнее ему. Они значительно вернее описывали то, что происходит в сердце и душе мужчины. Чтобы поверить в любовь как таковую, ему требовались гораздо более веские доказательства ее существования, чем огульные заверения, охи, вздохи и прогулки при луне.
