- Заходи уже, а то сожрут и костей не оставят.
- Вам уже лучше? Поешьте там супу, как раз для вас осталось.
- Я простоквашки попила, - стояла она в дверях, - ох, и орут же сильно, паршивцы. Накличут… не иначе, как любовь.
- Точно - самая что ни на есть «жизненная необходимость», - понуро согласилась я и вспомнила: - А тут вертолет летал, военный. Я и подумала – с чего бы вдруг?
- Разминирование, видать, - покивала она со значением, - почти каждый раз находят то снаряд, то целый ящик патронов. Степан рассказывал… хочешь – верь, хочешь – нет: он смотрит – ветра нету, а два деревца чуть клонятся к земле, будто кланяются. Под ними старый блиндаж еле угадывается, а в нем засыпанные землей ящики со снарядами. Тогда тоже минеры прилетали, заодно и коробочки с костями увезли.
- Пойдемте, а то и правда - за комариным звоном соловьев не слышно.
Наутро глаза еле открылись – опухли и заплыли от слез. Тогда я последний раз так сильно плакала из-за Олега. Накрыло к ночи всерьез… Дошло до мозга трезво и осознанно, именно так, как я и боялась - что никогда больше не сидеть нам с ним вдвоем и не слушать соловья. Больше не пригреюсь я в его руках, потянувшись за родным теплом и спасаясь от ночной прохлады. Но это так - мелочи, поэзия отношений… Дело было не только в ностальгии. Просто я четко осознала то, что это все – назад дороги нет и той жизни тоже уже нет, и никогда не будет. Жизнь была моя – собственная и личная, поэтому ее было жаль. Все логично. Я не истерила, просто обида душила страшная - слишком много он отобрал у меня: радость просто жить, уверенность в будущем, смысл всех прожитых с ним лет. И что делать теперь, с чего начать, куда кидаться? Да еще и моей Ирке втемяшилось, а значит, она будет добросовестно отрабатывать сводницей – до последнего вздоха и трепать мне нервы. Но после этой ночи я перешла свой Рубикон окончательно или мне так казалось.
Утро выдалось ясным и влажным, короткий дождь прошел перед самым рассветом и оставил крупные серые капли на траве. Я умылась у колодца, позавтракала оладушками с малиновым вареньем и тоже поучаствовала - приготовила нам с баб Маней кофе. Мне крепкий, а ей слабенький и с молоком. Прихватив свою чашку, ушла под яблоню, где опять уставилась в ноутбук, шлифуя варианты.
Беркутов нашел меня там же, тихо поздоровавшись с расстояния двух шагов, и насторожено оглядываясь вокруг. Очевидно, свою машину он оставил на горе и спустился к дому пешком.
- Что вы так таитесь, Владимир Борисович? – тоже почти шепотом спросила я, рассматривая его в новом для меня образе – светлых бежевых брюках, рубашке без галстука и шикарных кремовых туфлях с перфорированным верхом.
- Хотите сделать сюрприз бабушке? Я не советовала бы, ей сейчас не нужны потрясения – вчера приезжала скорая.
- Что с ней? – спросил мужчина, приседая возле меня на скамейку.
- Возраст? – задумчиво предположила я, - вы зайдите, она давно уже не спит.
- Вставайте, Алена, пойдемте, мне нужно объяснить вам кое-что.
- Вы о полиции? Ко мне остались вопросы? – струхнула я, даже сердце дернулось.
- Нет-нет… когда будете в городе, просто подойдете туда. Ознакомитесь и распишетесь в предварительном заключении о прекращении дела. Не думаю, что будет продолжение. Я должен рассказать вам другое...
- Может, сначала… - обернулась я в сторону дома.
- Нет. Я прошу вас пройти со мной… куда здесь можно сходить?
- А вы не знаете? Это же ваша малая родина, кажется?
- Именно. Но был я здесь всего пару раз – в детстве, а свою бабушку не знаю совсем, даже не видел.
Я медленно встала, не отрывая взгляда от его лица. Он нахмурился, сдвинув брови и сжав губы в тонкую полоску, и отвернулся, оглядываясь вокруг:
- Так куда мы с вами пойдем?
- А давайте – к церкви? Я уже побывала здесь во всех интересных местах, но до церкви так и не дошла. Там разруха и запустение, но говорят, что на стенах сохранилась роспись семнадцатого века и еще угадываются иконы. Это недалеко, только вы можете испортить свои туфли – сыро, - посмотрела я на дорогую обувь.
- Ерунда. Ведите, - упрямо мотнул он головой.
- А вы рассказывайте, - напомнила я.
- Да… Я понимаю, что такое положение вещей более, чем дико. Больше того, я понял это только после вашего вчерашнего звонка. Вы спросили – для бабушки ли я строю дом? Нет, Алена, тогда даже мысли о ней не возникло, я думал… неважно, но не о ней точно.
- Вы даже не подозревали о ее существовании? – не верила я, - такое только в индийских фильмах бывает, честное слово.
- Почему же? Просто я не был уверен, что она жива до сих пор. Последний раз я вспоминал о ней лет десять назад. Тогда здесь то ли формировалось новое хозяйство, то ли менялось руководство, но пересматривались кадастровые планы. Меня известили, и этим занимался мой юрист. Он доложил, что в доме живет старая женщина. Я понял, что моя родственница еще жива и не стал продавать участок. Это все.
- Все? - удивилась я, сворачивая по сырой луговой траве на тропинку, которая круто поднималась в гору и терялась между деревьями: - Кажется, нам сюда… Ну, все так все – как скажете.
- Вы не понимаете… Еще мой отец и его брат – сыновья этой женщины, не хотели иметь с ней ничего общего. Всякие упоминания о бабушке пресекались взрослыми, а мы иногда по-детски задавали такие вопросы. Я не буду повторять то, в чем не уверен на сто процентов. Но я вырос с этим, это вложили в меня с детства. Упоминание о ней не приветствовалось в наших семьях.
- А причина? – настойчиво интересовалась я, останавливаясь на вершине холма возле покосившегося деревянного строения. Вокруг темных стен оставалось небольшое открытое, поросшее травой пространство, а дальше, обнимая его и организуя камерный ансамбль, поднимались высокие деревья. Креста на церковном куполе не сохранилось. Под самыми стенами виднелись три небольшие могильные плиты из битого временем камня с полустертыми надписями на них. Над двумя старинными захоронениями даже сохранились низкие каменные кресты. В церковь можно было войти свободно, но я не спешила делать это, а смотрела на мужчину и понимала что, что бы он ни сказал сейчас, я останусь на стороне бабы Мани.
- Причина? Я не хотел бы говорить об этом. Просто объясняю, почему не знаком с этой женщиной.
- Хорошо. Тогда куда вы хотели отселить ее, если собирались снести старый дом?
- Алена! - слегка повысил он голос, но сразу же взял себя в руки: - Я не знал, не был уверен – жива ли она вообще? Безусловно, теперь я пересмотрел свое решение – этот дом будет принадлежать ей.
- Не думаю, что это решит проблему. Потому что ей нельзя больше оставаться одной - не тот возраст и не то здоровье.
