Когда Алиса и он, гонимые природным зовом избавиться от переработанной организмом минералки, соизволили наконец выбраться из комнаты, родители явно впали в культурный шок. Заслышав тихое шевеление в коридоре, они тут же дружно выскочили из гостиной и замерли как изваяния в дверном проеме. Вероятнее всего, они ожидали увидеть там Даньку. Кого ж еще? Затянувшаяся ссора детей их не на шутку тревожила, пора было бы уже повздорившим разобраться меж собой, завершить год в мире и согласии.
И вот. Сюрприз.
Выдержке Пашки можно было позавидовать.
— Здрасьте, — как ни в чем не бывало растянул он рот в дружелюбной улыбке. Будто не из комнаты дочери этих милейших соседей вывалился только что весь помятый и взлохмаченный, а из дверей лифта вышел бравый служивый, вернувшись с ночного дежурства.
— Здрасьте, — по инерции отозвалась мама и уставилась на свое без сомнения поехавшее крышей чадо, как на какое-то маньячное чудовище, занимающееся по ночам растлением нежных младенцев.
Алиса потупила взгляд, вздохнула и отвернулась.
«Господибожемой! — Стрёмно – это очень-очень мягко было сказано! – На самом деле трындец случился просто! Куда бы провалиться? Как всё пережить?».
А ведь существовали еще «мама-папа» и у бессовестно обесчещенного мальчика Павлика. А еще Анфиска…
Как назло, «ребеночек», занявший своим грязно-надруганным тельцем чуть ли не всю прихожую, не больно-то поторапливался. Долго на корточках возился со шнурками на ботинках, изредка коротко косясь на Алису. Встав, одернул куртку и нерешительно замер в ожидании чего-то.
Чего?!
Алиса нервно поправила ворот своей домашней футболки.
«Его, может, еще и чмокнуть следовало на прощание? Шел бы уже и не затягивал неловкость».
Родители так и продолжали не шевелиться – молча наблюдали.
— Ладно, пойду? — Пашка почесал затылок и попытался поймать взгляд Алисы.
— Да, — подтолкнула она его к выходу.
— Я позвоню.
— Угу, — закрыла за ним дверь и сама поспешно скрылась в ванной.
Окончательно она проснулась, когда время перевалило за полдень. Полностью выспавшаяся и даже в настроении. Вставать, однако, не хотелось. Из глубины квартиры доносились звуки предпраздничного дня: телевизор транслировал какую-то одну из заезженных новогодних комедий, на кухне лилось, булькало и шкворчало. Сквозь дверные щели просачивались мирные голоса переговаривающихся меж собой родителей и ярко выраженный запах запеченной курицы. Все так уютно, по-домашнему.
Это пробуждение, на удивление, вдруг принесло спокойствие. Хотя на самом деле все было не так уж и радужно. С проигнорированными после душа папой и мамой в итоге все равно необходимо было объясниться. Как-то хотя бы в двух словах прокомментировать произошедшее. Про Даньку, про Пашку и про себя. Что и как именно сказать — она пока не знала. Она вообще ничего пока не знала, и что будет дальше - понятия не имела. Потому и не спешила покидать комнату и постель. Здесь было беззаботно и сладко.
Лениво потягиваясь, Алиса нежилась под одеялом, смотрела на голубое-голубое небо за окном, где еще недавно горели завораживающей россыпью звезды, и думала о том, о чем вообще-то не следовало. Абсолютно ненужные вещи заполняли ее голову. Все мысли были, как ни странно, о Павлике.
Нет, она не мечтала о нем. Вообще ничего такого подобного. Просто свежие воспоминания прокручивались в мозгах бесконечными гифками на репите — бессовестно откровенными и очень горячими. Назойливо докучали, отзываясь в расслабленном после сна теле смутным томлением, переходящем в возбуждение. Стыдно, но прямо здесь, сиюминутно, несмотря на наличие невообразимой кучи проблем, Алисе снова желалось. С ним же, с Пашкой. Так же, как ночью, а потом еще утром. Еще раз. А может и не раз.
Тут же мелькнула шальная мысль: «А почему бы и нет?». Пусть не сейчас, когда-нибудь потом. Выбрать время. Ну и что, что он мелкий. Младше на три года. Ну и что, что Анфискин братишка. Никто же не узнает, если постараться.
Он ведь реально классный. Милый в своей какой-то по-детски восторженной нежности. Взгляд с обожанием, смешные трепетные поцелуи в раскрытые ладони. В ладони! Такая трогательная чушь.
Сумасшедший мальчишка, возносящий тело Алисы в ранг какого-то одному ему ведомого божества, одержимо поклоняющийся и в то же время умело творящий с ним очень-очень нескромные взрослые вещи.
Память об этом контрасте как раз и разгоняла у новоявленной «богини», балдеющей в своей кровати, по телу кровь, а вместе с ней пьянящую тягучую истому.
«Я позвоню», — вклинилось в возбужденный мозг еще одно воспоминание о прошедшем утре. Теперь обещание Павлика не казалось таким уж неуместным и нелепым. Дерзкие планы бесстыдными штришками тут же начали сплетаться в пока еще бесформенный рисунок новой встречи, как телефон и в самом деле позвонил.
«Данечка» — высветил экран и моментально вытравил из каждой клетки организма все вдруг некстати возникшие порочные желания.
— Привет, — буднично выдал Данил. — Проснулась?
— Угу. Привет, — отозвалась Алиса, зевнула и неохотно вылезла из-под одеяла.
Настрой на интим выветрился без следа. Надо все же вставать.
— Я тоже. Как голова?
— Да ничего. Пойдет.
Повисла тишина. Данька запнулся, не зная, как дальше склеить разговор. Алиса подошла к окну.
Ясный день. Яркое солнце. Вокруг, везде, где можно зацепиться или залечь: на дорожках, детской площадке, скамейках, крышах машин, деревьях и кустарниках, переливаясь бликами, искрился выпавший вчера снег. Такая по-настоящему новогодняя погода. Волшебная.
— Алис, ну и долго ты еще будешь обижаться? — между тем, Иванцов, наконец, собрался. Миролюбиво и даже неожиданно, с нотками заискивания, снова заговорил. — Может, хватит уже? Через несколько часов Новый год наступит. Возвращайся. А? Сколько можно нервы друг другу трепать?
Точно волшебная погода. Волшебная и «чудесатая».
— Пожалуйста, — в подтверждение фантастичности происходящего, смиренно попросил Данил.
«Вернись, пожалуйста», — как долго Алиса ждала эти слова. Именно с такой правильной интонацией. Идеально. Всё как нужно. Вот только, когда чего-то очень-очень сильно ждешь, есть вероятность, что однажды неожиданно вдруг возьмешь и перегоришь. Не дрогнет сердце и не возликует, когда наступит тот долгожданный момент. Просто ровно, буднично простучит, а губы тронет меланхоличная ухмылка.
Все точно так и произошло: отмолотил мотор Алисы после услышанного, как и положено в здоровом ритме — шестьдесят-семьдесят ударов в минуту, ни разу не сбившись. Собрался невозмутимо и дальше продолжить в том же темпе, но вдруг все же споткнулся. Кажется даже остановился на пару секунд. А потом жестко схватил ничего не подозревающую безмятежную душу, сжал ее и ухнул безжалостно со всего размаха в желудок, что аж затошнило. Сильно, по-настоящему.
