Не было в виконте ничего обходительного. Внешне холодный и отстраненный, равнодушный ко всему происходящему, он умел посмотреть так, что становилось жарко, а кожа покрывалась мелкими, точно стеклянный бисер, капельками пота. И дыхание сбивалось.
И Анне приходилось сжимать кулаки и впиваться ногтями в ладони, чтобы вернуть контроль над собственным телом и разумом. А еще она знала, что не одна так реагирует на этого мужчину. И Дарэя, и даже Кристина, которая вот только что высмеивала его отношения с невестой, попали под колдовское очарование этого шиисса.
Риган ШиАрхар холодно усмехнулся в ответ на взгляд Анны. А у бедняжки сердце зашлось в бешеном ритме, во рту пересохло, а по венам словно разлилась тягучая горячая лава. Вожделение? Желание?
О, нет! Это было нечто иное. Первобытное. Сильное. Неподконтрольное разуму. И Анна понимала, что ей надо научиться держать собственные чувства и эмоции под контролем. Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. А еще она понимала, что от виконта надо держаться подальше. И пусть он пока не проявлял особого интереса к ее персоне, лишь только смотрел так, что хотелось то ли провалиться под землю, то ли тут же, при всех сорвать платье и предложить себя ему.
Тряхнув волосами, Анна с трудом отвела взгляд. Этот мужчина не просто волновал ее, он словно вытаскивал на поверхность все ее низменные инстинкты. Впрочем, Анна не была уверена в том, что это ее желания. Уж слишком неестественны они были, порочны, опасны.
— Вы понимаете, о чем я, — усмехнулась Кристина. Иногда Анне казалось, что эта девушка намного старше и опытнее, чем выглядит. Было нечто такое в глубине ее синих глаз, что свидетельствовало об опыте, не присущем юной шииссе дворянского происхождения. Нечто мимолетное… тревожное, словно она знала какую-то тайну, суть которой нет никакой возможности постичь непосвященным.
Отвечать Анне не понадобилось, лакей объявил, что ужин подан, и гости друг за другом направились в столовую.
За столом разговоры велись в основном на отвлеченные темы. Говорили о погоде — в этом году зима была уж чересчур снежной, с обильными снегопадами и ледяными ветрами, — об урожае; очень мало — о делах. Шиисс Найтвиль порывался давать всем советы, не взирая на то, нуждается ли собеседник в них. Шиисс ШиСатро в основном развлекал собравшихся, рассказывая забавные истории и осыпая комплиментами дам, больше всего приятностей перепадало Дорине, но и девушки не остались без его внимания. Время от времени язвительно высказывалась Дарэя, но на ее реплики почти никто не обращал внимания. Анна, Кристина и виконт ШиАрхар по большей части молчали и отвечали лишь в том случае, если обращались непосредственно к ним.
Ужин уже подходил к концу, когда появившийся в дверях лакей во всеуслышание объявил о прибытии новых гостей.
Дорина удивленно приподняла брови, услышав имена прибывших, шиисс Найтвиль скривился так, словно ему в чай налили чистейшего уксуса, Дарэя закусила нижнюю губу и прищурилась, отчего стала походить на слепую крысу, Кристина заинтересованно воззрилась на двери, в ожидании, виконт никак не отреагировал на это известие.
Анна впрочем, тоже не особо заинтересовалась гостями, что так же, как и остальные прибыли в Сайриш без предупреждения, но посмотрела на дверь…
…И едва сдержала испуганный вскрик, когда следом за красивой шииссой в столовую вошел шесс Рейджен Лорне.
Глава 6Горячая волна возбуждения пронеслась по телу. Дыхание стало прерывистым, а кожа приобрела небывалую чувствительность, и малейшее прикосновение отзывалось болью и наслаждением одновременно. В груди образовалась гулкая пустота, в которой словно эхом отзывались беспорядочные удары сердца. Ощущение скользящих по телу горячих ладоней заставило охнуть в голос и изогнуться сильнее. Анна зажмурилась так крепко, что перед глазами появились танцующие в причудливом танце золотистые звездочки. Она изо всех сил вцепилась пальцами в простыню и протяжно застонала от накативших чувств. Тело плавилось от прикосновений, внизу живота закрутился тугой комок, жар опалял.
— Посмотри на меня, — хриплый шепот вопреки всему заставил девушку еще сильнее смежить веки. Анна не желала открывать глаза. Она знала, кого увидит. Слишком часто за последнее время видела его лицо во сне, мечтала… нет, не о нем. О его прикосновениях. О поцелуях. О… но все равно была не готова к тому наплыву чувств и эмоций. Она потерялась в ощущениях полного безграничного блаженства, растворилась в жаркой лавине страсти, что накатывала на нее. С готовностью подставляя губы для поцелуев, и отвечала на них с не меньшим пылом. Выгибалась дугой, чтобы острее почувствовать прикосновение горячей кожи к своей, слиться с ним, отдать всю себя…
Она жаждала ласк этого мужчины. Мечтала о нем.
Горячие ладони скользнули по коже, пальцы мягко обвели контуры груди, легко поиграли с сосками. Затем опустились ниже, слегка поглаживая ее живот, бедра…
Ладони легли на ее колени и властно развели их в стороны.
Сердце совершило кульбит и…
С тихим вскриком, Анна распахнула глаза…
Она была в своей кровати, в комнате, отведенной ей в Сайрише. Одна. На прикроватной тумбочке слабо мерцал ночник, который Анна теперь никогда не тушила, страшась остаться в полной темноте. Сердце ее бешено колотилось в груди, словно норовило выпрыгнуть, кожа покрылась мелкими бисеринками пота, волосы, выбившиеся из косы, заплетенной на ночь, прилипли к вискам и шее. Дыхание было частым и прерывистым.
Одеяло лежало на полу, простыни сбились, а ночная рубашка, та самая, которую она, поддавшись порыву в Дорване, запихала в свой сундук, была задрана до подбородка. Ладони Анны лежали на внутренней стороне ее бедер. Тонкие пальцы все еще непроизвольно поглаживали нежную кожу. И от этих прикосновений, словно маленькие разряды распространялись по всему ее телу.
Сообразив, что именно она делает, Анна резко убрала руки и принялась одергивать задравшийся подол, непроизвольно поморщившись от прикосновения ткани к разгоряченной коже и ставшими вдруг слишком чувствительными, соскам.
— О, богиня! — простонала она, зажмуриваясь. Для верности еще и ладонями лицо прикрыла. — Что я делаю? Какой стыд?! Позор! Сама…
И эти ее сны…
Они возвращались с завидным постоянством. Снова и снова мучили ее каждую ночь, заставляя раз за разом переживать чувства, по силе страсти неведомые ей в реальности. И просыпаться так и не познав до конца всей глубины той пропасти, в которую они ее манили.
— Я стала такой порочной, такой… распутной, — девушка слабо всхлипнула и спустила ноги с кровати. — Это недопустимо. Это просто… отвратительно. И это он во всем виноват! — поджав губы, Анна встала с постели и, подняв с пола одеяло, забросила его обратно на кровать. — Только он! Ненавижу!
Серые глаза ее мстительно прищурились, губы сложились в гримаску отвращения.
— Ненавижу! — в сердцах прошипела она, воинственно сжимая кулаки. — Появился здесь весь такой внимательный и учтивый, строит и себя благородного шиисса, а ведь каждый, у кого есть глаза, прекрасно видит, что ни благородства, ни дворянского происхождения там и в помине нет! Ненавижу!
