— У вас была почасовая оплата?
— У меня? — спросил капитан Хьюго, метнув на Мейсона еще один стремительный взгляд, а потом снова опустив голову. — Нет, черт подери! Никакой почасовой оплаты у меня не было, я просто работал. Мне уже, видно, нигде больше не работать. Старина Мошер просто опустошил мои карманы. Не надо только его винить. Я пробыл при нем так долго, что уже не могу работать на кого-то еще. Мы понимали друг друга.
— И что вы собираетесь делать? — спросил Мейсон.
— Старина Мошер оставил мне половину жалованья за четыре месяца. Оставь он и больше, от этого все равно бы никакого проку не было. С этого имения выплат-то не идет. Там и половины-то нужной суммы не наберется, пока они не наткнутся на нефть в этой вайомингской собственности. Муж племянницы, который занимается нефтяной собственностью, думал, что нефть там есть, и вот он полтора года донимал Мошера, все стараясь добиться, чтобы тот ее продал. Но Мошер ясно сказал ему «нет», он вообще ненавидит иметь дело с родственниками.
Капитан Хьюго суховато захихикал, от этого затряслись его тощие плечи и голова слегка покивала.
И в чем была истинная причина? — спросил Мейсон.
— Мошер смекнул, что сможет заключить сделку и лучше, если подождет. Он думал, что Джексон Ньюбэрн сам положил на это глаз, и я полагаю, что это так и было, это уж точно. Не могу обвинить его в этом. Только Мошер был слишком умный и не позволил, чтобы это обернулось так, как хотел сделать Ньюбэрн.
— А что там насчет Надин Фарр? — спросил Мейсон.
— Это самая миленькая малышка, которую вы когда-либо видели, — сказал капитан Хьюго. — Такая сладенькая и очаровательная, как картинка. С такой малышкой покрасоваться бы неплохо. Жила у него, училась по вечерам, помогала мне и к Мошеру была добра. А Мошер вообще не мог ее оценить и ужасные вещи с ней проделывал. Я порой от этого делался совершенно чокнутым.
— И сколько же времени вы проработали у Мошера Хигли? — спросил Мейсон.
— Около тридцати лет. Когда была еще жива его жена, я был шофером и садовником. Потом она умерла, и Мошер стал жить один, так что я вроде бы стал исполнять разные работы. И поначалу я делал всякую ерундовую работу, готовил для себя и для Мошера. Многого-то нам и не нужно было, просто обычная такая жратва, как у всех. Я готовил цыпленка и всякое прочее так, как хотелось Мошеру, и еще… Черт подери, я ведь уже вот-вот стану стариком, мистер Мейсон.
— И что же вы собираетесь делать теперь, когда ваша работенка накрылась?
— Собираюсь на юг, раздобуду там себе одну из таких маленьких лачужек на берегу какой-нибудь речушки, где можно будет ловить рыбку. Лачужку вполне можно смастерить из гофрированного железа, и будет очень удобно. Не беспокойтесь обо мне. Я уж как-нибудь устроюсь.
— А вам не кажется, что Мошер Хигли при таких обстоятельствах мог бы позаботиться о ваших преклонных годах?
— Почему, черт подери, он обязан был это делать?
— Вы ведь заплатили ему годами верной службы. Так он мне платил за это жалованье, разве нет?
Я так думаю, что мы друг другу ничего не должны.
— И чем же вы сейчас занимаетесь там, в доме? — спросил Мейсон.
— Да просто живу на птичьих правах, жду, пока меня не вышвырнут. Подсчитываю в уме собственность, которая скоро будет продана, пока там крутится эта канцелярская волокита.
— А племянница со своим мужем не собираются жить в том доме?
— Да нет, черт подери. Им хорошо и там, где они живут.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Надин Фарр и о том, что произошло в тот день, когда умер Мошер Хигли, — сказал Мейсон.
— Я уже вам рассказывал.
— А как же получилось, что Надин Фарр жила там, при Мошере Хигли?
— Он сам послал за ней.
— Давайте-ка вернемся назад. Вы помните по деталям, что произошло в тот день, когда умер Мошер Хигли?
— Помню так, как будто это случилось минут пять назад.
— Вы тогда мыли окна?
— Да.
— У Хигли была сиделка?
— Их было две, одна работала днем, другая — ночью.
— Сиделки были опытные?
— Да нет. Обычные, с рабочим днем в двенадцать часов.
— А чем он болел?
— Всякие сердечные неприятности.
— У него много лишнего веса было, да?
— Не так уж и много. Он был тяжеловат, но лекарь разрешил ему есть очень мало. Я так прикидываю, он весил килограммов восемьдесят с небольшим, когда умер.
— А это было в субботу?
— Да, в субботу, в полдень. Мисс Надин, ну, вроде бы как отвечала за все по субботам, вела весь дом. В полдень она давала дневной сиделке немного передохнуть. Надин ужасно милая девушка.
— А не жила в доме с ним племянница?
— Миссис Ньюбэрн, да что вы! Ее нельзя было заставить околачиваться там: ведь могла найтись для нее работенка, а она этого не любила. Это бы ей, видишь ли, ручки запачкало. Она живет в оборудованной квартире, одна из таких штучек, где нажимают на кнопку, чтобы вымыть посуду, поворачивают ручку, чтобы воздух был свежий, лето там прохладное, а зима теплая.
— Это ведь денег требует? — спросил Мейсон.
— Да, требует. Я их не спрашивал, а они мне не рассказывали. Да мне бы и не узнать, сколько стоят такие вещички, потому что я никогда не приценивался ко всем этим техническим безделушкам. Они как-то не соответствуют моему представлению о красоте.
— Миссис Ньюбэрн и ее муж частенько навещали Мошера Хигли?
— Конечно. Они старались держаться к нему поближе. И всякий раз, когда они приходили, они все рыли и рыли для мисс Надин этакую поганую яму. То, как они обращались с этой девушкой, было преступлением. Я не знаю, как мисс Надин смогла все это время быть ласковой и терпеливой, но ей это удавалось.
— В тот день, когда умер Мошер Хигли, приходили ли они повидаться с ним?
— Миссис Ньюбэрн приходила… Так, подождите-ка минутку, да, они оба пришли и говорили с ним и…
— В котором часу это было?
— Я так думаю, что около одиннадцати. Потом Джексон Ньюбэрн сказал, что ему, мол, надо мчаться по какому-то делу, и он укатил в своей машине. Он должен был вернуться и забрать жену где-то к полудню, и он приехал.
— И как быстро после этого умер Хигли?
— Да довольно быстро. Мисс Надин готовила ему второй завтрак. Он был забавным мужиком: хотел иметь все дорогие штучки, которые иметь не мог, и немного мошенничал со своей диетой, чуть-чуть ухватит того-сего, потом еще чего-нибудь, сахарных заменителей много ел, считая, что они не причинят ему никакого вреда. А я не знаю, причинят или нет. А что до меня, так меня никогда не беспокоила прибавка в весе, так что я и не знаю об этом ничего. Ем все, что хочется, а сейчас, когда я стал старше, мне и не нужно много.
