— Не спешили, — откликнулся Лидумс.
Они не спешили. Это не очень утешало: значит, у них было достаточно времени, чтобы придумать и установить множество всяких пакостей.
— Зато у нас времени немного, — сказал я. — Здесь долго не продышишь.
— Кстати, о воздухе, — проговорил Лидумс. — Собачек вы сюда не спускали? На предмет установления взрывчатки.
— Первым делом, — сказал майор. — Собаки не взяли ничего.
— Ага, — буркнул Лидумс. — Я так и думал. Ну, пошли дальше.
Так же глохли шаги, резиновые сапоги чуть повизгивали. Наконец очередная вспышка света сплющилась, упершись в замыкавшую туннель стену.
— Рискнем посветить как следует, — решил Лидумс. — Тушитель на товьсь. Мало ли — какая-нибудь зажигалочка…
Дальше хода не было. Дальше лежал неизвестный мир, закрытый для нас наглухо при помощи двустворчатых металлических, даже на вид массивных ворот, чьи створки были точно подогнаны одна к другой, а между ними виднелась тоненькая серая полоска герметизирующей прокладки. Две узкие скважины для ключей, одна над другой; два маховичка.
— Как в банковском подземелье, где хранят золотой запас.
— И прочие активы государственного банка, — усмехнулся Лидумс. — Хорошо бы, конечно. Однако, вряд ли.
— Банк находился далеко отсюда? — спросил я.
— Тогда? — не сразу понял майор. — Не знаю. Кажется, далеко. В центре. Прикажете выяснить?
— Да нет, — сказал Лидумс. — Не надо. Пока не будем делать выводов и предположений. Пока будем запоминать. — Он вгляделся в ворота. — Светите в стороны, — попросил он. — Не нужно прямых лучей. — Он приблизил лицо к металлу, как бы принюхиваясь, словно, как и специально тренированные собаки, умел обнаруживать взрывчатку по запаху. Потом поскреб плиту ногтем и, не оборачиваясь, спросил: — Когда минеры проверяли, не пытались открыть ворота?
— Нет.
— Похвально, — сказал Лидумс. — И разумно. Главное — разумно. И сейчас тоже не будем. — Он отступил на шаг и повернулся ко мне. — Посмотри ты, может, что-нибудь заметишь. Сокрытое от взоров.
Я приблизился к воротам и остановился в полуметре, направляя свет фонарика в потолок. Прямой луч, отражаясь от блестящей, ничуть не потускневшей за три с половиной десятилетия стали, просто слепил бы, не позволяя ничего разглядеть. Но и так разглядывать было, в общем, нечего. Гладкая, словно полированная, поверхность; заслонки, которым следовало прикрывать скважины — открыты, словно приглашают попробовать отмычку. Если это ловушка, то для детей. Поводя головой, я принялся сканировать поверхность взглядом. Ничего. Или все же?.. Рука с фонариком, сама дернулась на помощь. Лидумс предостерегающе кашлянул, но я уже увидел.
Шесть маленьких, миллиметра по два в диаметре, отверстий, расположенных правильным шестиугольником на высоте метра с небольшим от пола; весь шестиугольник в поперечнике — сантиметра полтора. Я напряг зрение. Тонкая, как волос, линия окружала все шесть отверстий. Я присел. Вытащил из кармана спички. Засунул одну в отверстие — осторожным, легким движением, чтобы ощутить малейшую заминку. Спичка остановилась, углубившись миллиметров на пять. Остальные отверстия дали тот же результат. Нажать покрепче я не рискнул. Мало ли что могло там оказаться: взведенная пружинка, например…
— Похоже, что это заглушка или болт, — сказал я. — Под специальный ключ с шестью шпеньками.
— Ага, — сказал Лидумс. — Станешь его выкручивать — а с той стороны к нему прикреплен тросик. Натянется, вытащит чеку — и музыка заиграет. Хотя с другой стороны — зачем его тогда так маскировать? Наоборот… Ладно, подумаем, пораскинем мозгами.
Не поднимаясь с корточек, я снова осмотрелся. Лидумс тем временем пошарил лучом по потолку.
— Еще что-то, — сказал он.
Мы посмотрели туда. Наверху из бетона торчали четыре коротких, толстых — миллиметров двадцать в диаметре — стержня с винтовой нарезкой. Длиной они были сантиметров по десяти и располагались квадратом, примерно в сорока сантиметрах друг от друга.
— И вот еще кое-что, — сказал я. — Товарищ майор, это не могли оставить ваши саперы?
— А что там? — поинтересовался Лидумс.
— Мы ничего не оставляли, — четко произнес майор.
— Не пойму, что, — сказал я, вглядываясь в угол, где поперечная стена смыкалась с туннелем. — Думаю, это не имеет отношения к делу.
— Такого не бывает, — не согласился Лидумс. — Покажи…
Я потеснился, и он присел на корточки рядом. Теперь мы в два фонарика освещали блестящую пластинку на шершавом бетоне. Величиной примерно четыре сантиметра на шесть, она была расположена на той же высоте, что и пробка с шестью отверстиями. Зеркальце? Металлическая бляшка? Я почти уперся в нее носом, избегая малейшего прикосновения. Да, зеркальце. Странной формы: как дворянский гербовый щит. Приклеено каким-то клеем или мастикой. Почти не выступает из стены… Я глянул на Лидумса. Он пожал плечами и повертел пальцем у виска. Мы распрямились, я потер занывшее колено. Майор нетерпеливо дышал позади: наверное, ему хотелось поскорее попасть на свежий воздух.
— Вы это видели?
— Нет, — сказал майор, — как же? Но нас это, я думаю, не касается. — Он чуть усмехнулся. — Когда минируют, в зеркало не глядятся. Наверное, это кто-то приделал, когда строил объект. Просто для смеха.
Лидумс глянул на него исподлобья, словно хотел сказать: много вы знаете о тех, кто это строил, как же!.. Но вслух произнес лишь:
— Ну что же, вряд ли мы увидим здесь что-нибудь еще. Общее впечатление у меня такое: сделано все солидно, не наспех, и выглядит очень спокойно и безмятежно. Даже слишком. Полагаю, что можно возвращаться.
Назад майор шел первым. Я старался поточнее зафиксировать в памяти все, что видел, это еще понадобится, и не раз. Но думать об этом почему-то не хотелось, да и запоминать было нечего. Хотелось то ли лечь и полежать, то ли посидеть где-нибудь, хорошо бы на травке или теплом сухом песочке, и ни над чем не размышлять, а просто пересыпать песок между пальцами…
Устал я, что ли? Ладно, придет время — будем думать, для того нас и держат. Что-то покалывает под сердцем. От воздуха: похоже, кислорода в нем совсем не осталось. Раньше в подземелье была, надо полагать, принудительная вентиляция, сейчас она, естественно, не работает. Хорошо, что основные магистрали, по которым ездят машины, пролегают далеко отсюда, и в туннеле не скопилось никакой окиси углерода. Хотя я не помнил как следует: может быть, продукты сгорания бензина как раз поднимаются вверх? Это не по моей специальности… Фонариков мы больше не выключали, световой шар катился перед нами. Сейчас придется одолевать двадцать метров по штормтрапу. Лифт, некогда ходивший в шахте, по которой мы спустились сюда, давно исчез, как и все остальное, возвышавшееся раньше наверху. Кстати: если в стенах туннеля или за воротами заложен заряд, почему он не сдетонировал в сорок пятом, когда все здесь летело вверх ногами? Может, его все же нет?.. Да, развалины пролежали тут долго. Но сейчас биография улицы возобновлялась, хотя и с другого рубежа. Рухнувший карточным домиком в сорок пятом, город восстанавливался не по старым схемам; здания стояли просторнее, возникли широкие проспекты и обширные площади, дышалось, наверное, куда привольнее, чем в былые времена. Впрочем, от тех дней здесь осталась только территория, река с каналом, очень немного уцелевших зданий в центре, и чуть больше — на окраинах. Новым было все: название, жители, язык, звучащий на улицах и в домах, где эти люди жили и работали. Но, кроме суши и воды, сохранилось, оказывается, и такое вот подземелье, в котором некогда помещалось нечто, не предназначавшееся для посторонних взглядов и потому укрытое на глубину двадцати метров. И — мысль отнюдь не праздная — возможно, обстоятельно и умело заминированное.
