— Ты такое хоть раз видал, а? — спрашивал один.
— Не-а, — протянул второй, помолчав. — Я-то нет, но вот когда я еще мальцом был, а папаша мой вкалывал на муниципалитет, он мне одну байку рассказал, до сих пор выбросить из головы не могу. Дескать, ребята прокладывали трубопровод к одному такому небоскребу, их поблизости от Чайнатауна на каждом шагу строили лет этак двадцать назад. Ну так вот, рыли они себе, рыли на глубине метров этак пятидесяти, и вдруг — глядь, пустота! Представляешь? Пустота — на глубине пятидесяти футов! — Туннель подземки, небось? — Не-а, еще глубже. На этакой глубине в районе Чайнатауна ничего не водится.
— Так чего ж это было-то? — Комната вроде вот энтой — только побольше, здоровущая такая! И еще отделана эдак затейливо, вроде как модные китайские спаленки, тут тебе и соломенные циновки на полу, тут тебе и подушечки, куда ни глянь. А еще папаша рассказывал, там такие диковинные шелковые ширмы были — дракончиками расписанные снизу доверху.
— И чё, там кто-то прятался, что ли? — То-то и оно, что нет. Ребята даже входа не смогли отыскать.
— Как так — без входа-то? — Ну то есть не было там никакой двери, чтоб человеку, например, войти. Просто комната на глубине пятидесяти футов — без окон, без дверей! — Эка, — равнодушно хмыкнул второй. Из них двоих этот явно не принадлежал к гигантам мысли. — А чё с ней сталось-то? — Да ничего. Пришлось трубы в обход прокладывать. Небось, так там, под землей, и прячется. Мальцом я все, бывало, папашу уламывал: ты мол, скажи, где эта комната, уж я ее раскопаю.
— А с этой-то чё делать будут? — Да небось засыплют. Экая ямища, не игрушка, чай. Упаси Господь, какой-нибудь бестолковый ребятенок свалится, да и убьется насмерть! — Ну, ежели ее все равно закопают, так прихвачу-ка я сувенирчик на память! — заявил тот, что поглупее.
— А чего тебе глянулось-то, может, стул колченогий? — расхохотался его приятель.
— Не, мне и бутылки хватит, — объявил здоровяк, топая прямиком к бару. Половицы жалобно поскрипывали под его тяжестью. Я скорчилась в уголке под стойкой, понимая: сейчас меня обнаружат. Так что, едва толстяк завернул за угол и потянулся к бутылке синего стекла, я встала и вежливо произнесла:- Здравствуйте. Наверное, в тот момент я толком не сознавала, как я изгваздалась и как дико выгляжу: этот тип заверещал что раненый поросенок, я аж присела. Толстяк уронил бутылку, бросился через всю комнату к лазу, схватился за веревку и повис на ней своей слоновьей тушей, пытаясь вскарабкаться наверх. Его напарник недоуменно отступил на шаг.
— Эй, какая муха тебя укусила? — полюбопытствовал он, когда стало до смешного ясно, что на улицу жирдяй так просто не выберется.
— Мне дьявол явился! — задохнулся толстяк.
— Ты что, сбрендил? — фыркнул тот, что похудее, начиная злиться не на шутку.
— Иди сам погляди, ежели не веришь! — гнул свое толстяк. Он так перетрусил, что обижаться даже не подумал. И вновь послышались шаги в моем направлении; миг — и в глаза мне ударил луч фонарика. Лицо долговязого исказилось от ужаса.
— Вы не могли бы направить свет в другую сторону? — кротко попросила я.
— Джордж, а ну иди-ка сюда, — крикнул первый. — Никакой это не дьявол, ты, олух! Сдается мне, это всего-навсего девчонка! — Рабочий нагнулся и внимательно вгляделся мне в лицо. — Если ты и впрямь девчонка, так я тебе вот что скажу: в скверную историю ты вляпалась! Двое дюжих, сердитых полицейских вытащили меня из ямы. Строительные рабочие уже обносили скверик высоким фанерным заграждением, закрывая провал от любопытных глаз. Едва я оказалась на твердой земле, как меня засыпали вопросами. Кто я такая? Что я там, в яме, позабыла? Я же могла ушибиться или, упаси Боже, пораниться! Ай-яй-яй, а еще девочка! То-то мои родители разволновались бы — об этом я подумала? Какой у них телефон? На своем веку я насмотрелась столько криминальных шоу по телику, что справиться с ситуацией для меня труда не составило. Разумеется, никаких сведений о себе давать ни в коем случае нельзя. Я просто стояла да молча хлопала глазами, изображая дурочку, и наконец мне выдали рулон бумажных полотенец и велели привести себя по возможности в порядок и смирно дожидаться своей участи на заднем сидении полицейской машины. Запирательством я себе только хуже делаю, уверяли меня, — но и на эту удочку я не попалась. Я давно убедилась, что одно из главных преимуществ девчонки — в том, что тебя не воспринимают всерьез. В то время как за мальчишками нужен глаз да глаз и в случае чего они на первом подозрении, от девочек ожидают безоговорочного послушания. Обидно? Ну, разве что на первых порах. Потому что заниженные ожидания — этот великое благо, если задуматься. Если у тебя мозги на месте, так отчего бы не воспользоваться людской глупостью себе на пользу? Просто диву даешься, сколько всего сойдет тебе с рук, если никому до тебя нет дела. Я принялась оттирать грязь, и полицейский тотчас от меня отвлекся. И пяти минут не прошло, как один из них вернулся к провалу, проследить, как там дела, а второй между тем направлял поток машин в объезд экскаватора, выкорчевывающего ограду скверика. Когда экскаватор выполз на дорогу, сжав в челюстях злополучный заборчик словно обмякшую полудохлую змею, я ненадолго оказалась вне поля зрения. Так я просто-напросто перебежала через улицу, нырнула в подъезд, раз — и я уже дома. По субботам родители редко просыпались раньше полудня. Я-то всегда подскакиваю с первыми лучами солнца и использую эти драгоценные часы с толком, развлекаясь на свой лад. После сбалансированного завтрака — пудинга там или пирога — я обычно усаживаюсь смотреть фильмы категории R по капризному телевизору, что пришел в мир задолго до меня. Иногда, смеха ради, двигаю мебель и играю в гандбол об стенки гостиной. Я уже протестировала пределы родительского терпения и убедилась, что выманить их из спальни раньше полудня может разве что фейерверк или духовой оркестр. Так что я, с ног до головы перемазанная беглянка от правосудия, открывая дверь в квартиру, ни минуты не сомневалась в том, что путь свободен. В дверях я сбросила с себя запачканную одежду и на цыпочках прокралась в ванную. Там завернула свои тряпки в наволочку, рассчитывая оттащить их в прачечную в цокольном этаже, как только приму душ. Я бросила сверток в корзину для белья; он шмякнулся с глухим стуком, несколько меня удивившим. Тут-то я и вспомнила про книгу. Перелистывая страницу за страницей, я все больше убеждалась: это не простая книга. Называлась она «Город Готхэм», и поначалу я сочла ее просто-напросто путеводителем по Нью-Йорку за 1866 год. Но вместо того, чтобы перечислять исторические достопримечательности или четырехзвездочные рестораны, эта книга вела читателя по «теневой стороне» города. Автор, некто Перси Лик III, с усердием, достойным лучшего применения, облазил все до одного игорные дома, и салуны, и трущобы в нижнем Манхэттене. Перси Лик подробнейшим образом, так, что кровь в жилах стыла, описывал гигантские «медвежьи ямы», вырытые в подвалах портовых салунов, где медведи и собаки бились смертным боем, подбадриваемые бездельниками всех сортов и видов. Он рассказывал про притоны курильщиков опиума в Чайнатауне, где мужчины и женщины целыми днями просиживали на грязных циновках, погруженные в наркотический транс. Поведал он и о том, как однажды целый вечер проторчал на втором этаже игорного дома в заброшенном особняке, когда внутрь ворвалось стадо разъяренных свиней. Сами понимаете, ничто так не распаляет воображение, как хищные дикие свиньи и медвежьи драки. Я часами изучала «Город Готхэм», делая пометки корявым школьным почерком. Предшествующие владельцы книги, по всей видимости, были заинтригованы ничуть не меньше меня, потому что поля пестрили бесчисленными значками и надписями, и карандашными, и чернильными. Даже иллюстрации — затейливые зарисовки речных пиратов, танцевальных залов и бродячих банд малолетних хулиганов — не избежали комментариев. Но вот я дошла до совсем короткого раздела под заголовком «Город-Призрак», и сердце мое учащенно забилось:
