Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– Ммм… да.
– Нет страшнее проклятия, чем дать жизнь красивой девочке среди похотливых кобелей.
Все молчали, только смотрели на нее сочувственно, зная, что это ложь. Розина, немая девушка-горянка, что давно прислуживала Деви Аю, повела ее в ванную, где уже приготовила горячую воду. Пока Деви Аю грелась в ванне с душистым желтым мылом, немая служанка умащивала ей волосы маслом алоэ. Среди хаоса лишь немая хранила спокойствие, притом что знала о маленьком чудовище, ведь когда повитуха принимала роды, Розина была на подхвате. Она потерла хозяйке спину, накинула ей на плечи полотенце, а когда та вышла, прибралась в ванной комнате.
Кто-то, пытаясь развеять мрачное настроение, сказал Деви Аю:
– Надо ей имя дать хорошее.
– Да, – кивнула Деви Аю. – Ее зовут Чантик, Красота.
Все заохали и ну ее отговаривать.
– А может, Язва?
– Или Рана?
– Боже сохрани!
– Ну ладно, Красота так Красота.
И Деви Аю ушла к себе в комнату одеваться, а все беспомощно смотрели ей вслед. А потом с грустью переглянулись: вы подумайте, черномазую уродину с носом-розеткой зовут Красота! Стыд, да и только!
Да, Деви Аю пыталась избавиться от ребенка, когда поняла, что, прожив на свете полвека, снова беременна. Кто отец, она не знала, как и у трех старших, однако на этот раз совсем не хотела, чтобы ребенок выжил. И приняла пять сверхмощных таблеток парацетамола, что дал ей сельский врач, и запила раствором соды – сама едва не померла, а ребенку хоть бы что. Задумалась она об ином средстве, позвала повитуху, и та ввела ей в матку лучинку, чтобы изгнать плод. Два дня и две ночи шла у нее кровь и выходили щепки, а ребенку опять хоть бы что. Еще полдюжины способов испробовала она, но тщетно, и наконец сдалась, горько сетуя:
– Эта девчонка – настоящий боец, куда матери с ней тягаться?
И Деви Аю смотрела, как наливается ее живот, и на исходе седьмого месяца устроила селаматан[3], а когда родила, то даже взглянуть на ребенка не пожелала. Три ее старшие дочери были как на подбор красавицы, под стать друг другу, будто тройняшки. До смерти надоело плодить таких детей – ну точно манекены в витрине, думала она – и не захотела видеть младшую, наверняка похожую на остальных. И разумеется, ошибалась, не зная, до чего уродлив ее последыш. Даже когда соседки шушукались, что девочка – помесь обезьяны, лягушки и варана, ей и в голову не приходило, что толкуют о ее ребенке. А когда судачили, что прошлой ночью в лесу выли дикие собаки, а совы на ночлег слетелись в город, она не приняла дурные приметы на свой счет.
Одевшись, снова легла она в постель; как же все-таки тяжко прожить на свете полвека с лишним и родить четверых, думала она. А затем с грустью осознала, что раз ребенок умирать не желает, значит, должна умереть мать, чтобы не увидеть, как девочка превратится в девушку. Она встала, заковыляла к дверям, глянула на соседок, что, сбившись в кучку, болтали о новорожденной. Вышла из ванной Розина и встала рядом, ожидая распоряжений.
– Купи мне саван, – велела Деви Аю. – Я уже выпустила в этот проклятый мир четырех девчонок. Настало время для моих похорон.
Женщины загалдели, вытаращились на Деви Аю. Стать матерью уродца – позор, но еще больший позор – бросить его на произвол судьбы. Но никто не сказал этого прямо, все лишь отговаривали ее от столь нелепого шага – мол, люди и до ста лет живут, и дольше, рано еще Деви Аю умирать.
– Если доживу до ста лет, – отвечала Деви Аю спокойно и веско, – то успею восьмерых наплодить. Многовато будет.
Розина купила для Деви Аю отрез белоснежного ситца, и та в него завернулась не мешкая – да разве от этого умирают? И пока повитуха сновала по округе в поисках кормящей женщины (впрочем, поиски ни к чему не привели, пришлось ребенку давать ополоски из-под риса), Деви Аю безмятежно лежала в саване на своем ложе и терпеливо ждала, когда слетит к ней ангел смерти.
Когда же время рисовых ополосков миновало и Розина стала кормить ребенка коровьим молоком (что продавалось в магазинах с этикеткой “Медвежье”), Деви Аю так и лежала в постели и никому не разрешала приносить ей девочку по имени Красота. Но весть о безобразном младенце и его матери, лежащей в саване, разнеслась как чума, и стекались люди не только из окрестных селений, но и из самых отдаленных деревень – посмотреть на чудо, чуть ли не рождение святой. Вой диких собак сравнивали с Вифлеемской звездой, а мать, облаченную в саван, – с измученной родами Девой Марией – сравнение, мягко говоря, далекое от истины.
С перекошенными испугом лицами, будто дети, ласкающие тигренка в зверинце, позировали гости уличному фотографу, взяв уродца на руки. А до этого точно так же фотографировались с Деви Аю, так и лежавшей в неизъяснимом покое, будто и нет ей дела до суеты вокруг. Потянулись больные с тяжкими, неизлечимыми недугами – в надежде коснуться ребенка и исцелиться, но Розина сразу же это пресекла, а взамен выносила им ведра с водой, в которой купали Красоту. Иные являлись с надеждой на удачу в сделке или лотерее. Для подобных случаев немая Розина, с самого начала взявшая на себя заботы о ребенке, припасла коробочки для пожертвований, и те быстро наполнились рупиями. Дальновидная девушка, опасаясь, что Деви Аю и в самом деле умрет, решила воспользоваться столь редким случаем и извлечь прибыль, чтобы не беспокоиться ни о “медвежьем молоке”, ни о том, на что жить ей вдвоем с малышкой, ведь трех старших сестер Красоты домой можно было не ждать.
Но конец шумихе вскоре положили полицейские, а с ними и кьяи, усмотревший тут ересь. Вне себя от ярости, кьяи приказал Деви Аю прекратить безобразие, даже саван велел снять.
– Про́сите проститутку раздеться, – презрительно бросила Деви Аю, – тогда гоните монету!
Кьяи, бормоча молитву, поспешил прочь и больше не возвращался.
И снова осталась с Деви Аю только юная Розина, терпеливо сносившая все хозяйкины чудачества, лишний раз доказав, что она одна по-настоящему понимает эту женщину Еще задолго до попыток избавиться от ребенка Деви Аю обронила, что наскучило ей рожать детей, так Розина и узнала о ее беременности. Вздумай Деви Аю заявить о таком соседкам, жадным до сплетен, – кинуть им кость, как собакам, – те усмехнулись бы презрительно и разразились пустой болтовней: мол, хватит собой торговать, вот и не страшна будет беременность. Но открою вам секрет: скажите это другой проститутке, только не Деви Аю. Никогда не считала она своих троих (а теперь уже четверых) детей наказанием за разврат; нет у девочек отцов, говорила она, значит, нет; не в том дело, что они неизвестны, и уж точно не в том, что ни разу она не стояла с каким-нибудь парнем перед деревенским старостой. Деви Аю верила, что дети ее – дьяволово отродье.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
