Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
С убийством новорожденных начали более или менее серьезно бороться в XVIII веке — отчасти из-за того, что рост населения остановился по причине общего похолодания климата, неурожаев, роста смертности и падения рождаемости. В книге того времени Сисон хандзё тэбикигуса (“Наставление о богатом потомстве") говорилось, что собственных детей убивать нехорошо. Таких книг издавалось много, но эта была самой популярной. “У женщины, убивающей младенца, от рождения доброе лицо, но душа страшнее дьявола, потому что даже дикие звери заботятся о своем потомстве", — писал ее автор. Издание таких книг и официальные меры по искоренению обычая мабики являются косвенным свидетельством того, что проблема действительно существовала. Сохранились также указы удельных князей о запрете “прореживания" и абортов. Самый ранний запрет подобного рода появился в княжестве Сацума (префектура Кагосима) уже в начале XVII века, но основная часть сохранившихся указов относится к концу XVII — началу XVIII века. Эти указы можно считать началом политики поддержки семьи, вызванной неблагоприятными демографическими условиями.
Помимо инфантицида, власти также запрещали отцам семейств отказываться от детей, что в то время было обычным делом. А для повышения действенности распоряжений в начале XVIII века городские и сельские управы начали регистрировать случаи беременности и следить за тем, чем они заканчиваются. В некоторых провинциях после рождения ребенка семьям даже выдавали небольшие пособия — где рисом, где деньгами.
Наряду с убийством новорожденных в японском фольклоре часто упоминается обычай убасутэ — вынос престарелых членов семьи в лес или в горы на голодную/холодную смерть. Цель та же — избавление семьи от лишних ртов. И здесь ситуация похожая: об обычае все слышали, все знают, что он вроде бы существовал, но документальных подтверждений не осталось. О нем упоминается в “Сказании о Ямато" (Ямато моногатари, X век), “Новых и старинных сказаниях" (Кондзяку моногатарисю, XII век), многих других литературных памятниках. В префектуре Нагано есть гора Убасутэяма, что вроде бы прямо указывает на существование в этой местности такого обычая. Скептики, однако, возражают: во-первых, это не единственное и даже не общепринятое название горы. Во-вторых, в употребление оно вошло недавно — в конце XIX века. В-третьих, о таком обычае говорится и в древних буддийских легендах, пришедших в Японию из Индии вместе с буддийским учением. Вдобавок ко всему уже в первом японском административном кодексе VII века для подданных моложе 20 и старше 60 лет были установлены большие налоговые льготы, так что причин для существования жестокого обычая не было.
Убасутэ
К тому же конфуцианское отношение к старости утвердилось в Японии давно, и в городах уже в раннем средневековье за убийство родителей карали более жестоко, чем за убийство кого бы то ни было другого. Поэтому если обычай убасутэ и существовал, то в совсем уж бедных и отдаленных горных селениях. Возможно, именно экзотичность и несоответствие официальной конфуцианской морали придали ему фольклорную известность, обеспечив передаваемость из одного литературного памятника в другой. Сцена из показанного у нас еще во времена СССР на кинофестивале японского фильма “Легенда о Нараяме", где крестьянский сын относит на спине престарелую мать в горы умирать, стала одной из самых запоминающихся. После этого о японском обычае стало известно и у нас в стране.
Во времена Токугава существовали и менее радикальные методы регулирования численности семьи. Чаще всего второму, третьему и последующим сыновьям просто запрещали жениться. Есть старший сын, наследник отцовского дела — ему от имени братьев и полагалось быть семьянином.
Сегодня трудно сказать, сильно ли повлиял на это обычай убивать новорожденных девочек, но женщин в токугавской Японии хронически не хватало. Это достоверный факт, зафиксированный в переписях. В 1721 году на 14,4 миллиона мужчин в Японии приходилось 12,5 миллиона женщин. Обществу недоставало 2 миллионов 100 тысяч жен и матерей, то есть почти 15 %. А если прибавить не учитываемых в переписях самураев и беглых крестьян (тоже мужчин!), то реальный дисбаланс получается еще большим. По мере увеличения производства продовольствия разрыв постепенно сокращался, но окончательно преодолеть его сёгунам Токугава не удалось: в 1840 году при той же численности населения в Японии не хватало от 900 тысяч до 1 миллиона женщин [Кито, 2010][1].
Хроническая нехватка женского населения отчасти объясняет, почему в “веселых кварталах" вроде столичного Ёсивара тысячи тамошних обитательниц неизменно пользовались популярностью у десятков тысяч жаждущих их общества мужчин. Правда, следует учитывать важный фактор: почти постоянную разлуку служилых самураев со своими семьями. Воинская служба того времени была связана с бесконечными переездами вслед за своим начальником. Да и крестьяне-ремесленники во множестве приезжали на заработки в города, увеличивая армию временно свободных представителей сильного пола.
Особенно резкий дисбаланс между мужским и женским населением сложился в Эдо. Во-первых, сюда ежегодно из всех провинций устремлялись удельные князья со свитой. По приблизительным подсчетам, по делам службы в столице постоянно находились 20–30 тысяч самураев. Во-вторых, время от времени бакуфу[2] объявляло трудовую мобилизацию. Текущий ремонт огромного замка Эдо или его восстановление после пожаров требовали множества рабочих рук. И ландшафтные работы в столице шли интенсивнее, чем где бы то ни было.
Во время первой переписи 1721 года горожан-простолюдинов насчитывалось полмиллиона: 320 тысяч мужчин и 180 тысяч женщин — то есть на каждые 100 женщин приходилось 178 мужчин. Есть все основания полагать, что до 1721 года дисбаланс был еще заметнее: в XVII веке население увеличивалось преимущественно за счет мужчин. В 1832 году на 100 женщин приходилось 120 мужчин. Любопытное совпадение: число женщин в Эдо (сегодняшний Токио) впервые превысило число мужчин в 1867 году, и именно в тот год воинское сословие лишилось власти.
Рост женского населения Эдо в XVIII–XIX вв.
Источник: Оиси Синдзабуро. Эдо дзидай = Эпоха Эдо. Тюо синсё, 1993. С. 123.
В XVII веке быстро росли города, и это также меняло демографическую картину. Если в 1600 году все городское население страны насчитывало около 550 тысяч человек, то в 1700 — уже 3 миллиона 220 тысяч, а в 1800 — 3 миллиона 970 тысяч. Таким образом, в городах проживало 12–13 % населения Японии, общая численность которого оставалась практически неизменной [Кито, 2010]. Среди крупнейших городов страны на четвертую и пятую позиции после Эдо, Киото и Осаки вышли Нагоя и Канадзава (население более 100 тысяч человек).
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
