— Как прошел прием? — спросил он.
— Скучно! — Олив надула губы. — Все были такие чопорные, а герцог банальнее, чем обычно.
— Я рад, что меня не приглашали.
— Я думала только о том, — продолжала она, — что увижу тебя позже, но, честное слово, никогда еще время не проходило так медленно. Я то и дело смотрела на часы, и мне казалось, что они остановились.
— Тебя провожал Харроуби, — заметил Алистер. — Он не попытался подняться вместе с тобой в дом?
— Он бы охотно попытался, если бы я ему позволила, — самодовольно отвечала Олив. — Но я боялась, что из-за этого не сразу увижу тебя.
— Весьма польщен!
— Почему ты не ревнуешь? — внезапно спросила она с гневной ноткой в голосе. — Любой другой мужчина, в том числе и герцог, и Артур Харроуби дико заревновал бы и захотел пристрелить тебя, если бы узнали, где и с кем я в эту минуту.
Лорд Алистер улыбнулся слегка насмешливо.
— Могу ли я кому-нибудь завидовать?
— Я люблю тебя! Я люблю тебя, Алистер, — воскликнула Олив, поднимая к нему лицо. — А ведь ты ни разу не сказал, что любишь меня.
— Я полагал, что это ясно и без слов, — уклончиво ответил лорд Алистер.
Он тотчас понял, что Олив обиделась, но так ничего и не добавил.
По своеобразной и для него самого необъяснимой причуде он поставил себе за правило не говорить женщине, что любит ее, пока не будет уверен в отличии своего чувства от бурной и жгучей страсти, для которой существует иное определение и которая сама по себе наглядна.
Он знал, что не только в этом, ни и кое в чем другом отличается от своих современников.
У джентльменов появился обычай воспевать в стихах обожаемых леди, а те, кого не осеняло поэтическое вдохновение, красноречиво и пространно вещали о своей любви в прозе.
Стало почти общепринятым заявлять о влюбленности, а то и о любви даже к куртизанкам или к простым горожанкам — «пучкам муслина».
Вероятнее всего лорд Алистер был слишком хорошо образован, чтобы употреблять в неподходящем контексте слова, имеющие для него вполне определенное и серьезное значение.
Во всяком случае, какова бы ни была причина, он до сих пор ни одной женщине не говорил, что любит ее; естественно, что подобное упущение обращало на себя внимание и обижало.
— Скажи, что ты любишь меня, — настойчиво упрашивала Олив. — И еще скажи, что если я за кого-нибудь выйду замуж, это разобьет тебе сердце.
— Я не уверен, что оно у меня есть, — ответил лорд Алистер. — Нет, в самом деле, немало милых женщин считало, что именно этот орган забыли вложить в тело, когда меня создавали.
— О Алистер, как ты можешь быть таким жестоким! — вскричала Олив. — Ты вынуждаешь меня думать, что ты просто играешь со мной, а я люблю тебя до безумия и так несчастна!
— Сомневаюсь, — сказал лорд Алистер. — Но почему ты так беспокоишься о словах? Ведь поступки куда лучше и убедительнее.
С этими словами он опустил руку, которой ласкал ее волосы, ей на шею и прижался губами к ее губам.
Обиженная тем, что он не откликнулся на ее призыв, Олив около минуты сопротивлялась.
Но огненная власть его поцелуя возродила угасшее пламя страсти в ее груди, и оно разгоралось все жарче и жарче, пока оба они уже не в состоянии были думать ни о чем, кроме бурного, неутолимого желания.
Вчера лорд Алистер не виделся с Олив, но знал, что она встречалась с герцогом и маркизом днем или под вечер и почти наверняка обещала свою руку тому или другому. Эмблема в виде листьев земляники на герцогской короне, что и говорить, была весьма соблазнительна, но маркиз был чрезвычайно богат и к тому же куда более привлекателен внешне, чем герцог.
Однако оба они, подумалось лорду Алистеру, в равной мере надуты спесью.
За кого бы из них ни вышла замуж Олив, она красовалась бы на одном из концов длинного стола за трапезой, носила бы фамильные бриллианты и превратилась бы для мужа в еще один вид собственности, которым можно гордиться и который следует бдительно охранять.
Ему пришло в голову, что жизнь замужней женщины не столь уж приятна.
Если ее муж значителен сам по себе, то она не более чем приложение к нему, не имеющее права на независимость в мыслях и чувствах.
Алистеру припомнились слова одной прелестной женщины, с которой у него был недолгий, но приятный роман: «Все мужчины высшего света одинаковы! Они желают завладеть вами точно так же, как ценной картиной, севрской вазой или отличной лошадью. Но едва сокровище обретено, они тут же начинают оглядываться по сторонам в поисках нового экземпляра, который можно присоединить к коллекции».
Лорд Алистер произнес тогда слова, которых от него и ждали: «Ты недооцениваешь себя!», но в глубине души понимал, что она в значительной мере права, хоть сам он и не обладал коллекцией, к которой стоило бы присоединить милую женщину.
У него было достаточно денег, чтобы жить с удобствами и оплачивать расходы, совершенно обязательные для джентльмена, принадлежащего к наиболее экстравагантному и беспутному кружку во всей Европе.
У него не было имения, которое приносило бы крупный ежегодный доход, но зато не было и огромного дома, который пришлось бы содержать, и других расходов, кроме как на покупку платья, на небольшое домашнее хозяйство в Лондоне и на двух верховых лошадей.
Зато он наслаждался роскошью в домах у своих друзей.
Любая хозяйка модного салона рада была видеть в числе гостей холостого мужчину, особенно такого красивого и достойного, как лорд Алистер; приглашения дождем сыпались в его уютную, хоть и скромную квартиру на Хаф-Мун-стрит.
Именно поэтому он нуждался в спокойном и непритязательном секретаре, который бы два часа в день занимался тем, чтобы отвечать на поток корреспонденции.
Итак, секретарь, улаживающий встречи, дельный слуга и опытный повар, готовящий еду, когда хозяин дома… Жизни лорда Алистера поистине можно было позавидовать.
Не существовало дома в Англии, где его не встречали бы как желанного гостя, и самые лучшие охотничьи и скаковые лошади предоставлялись ему, когда он в них нуждался.
И, возможно, самое важное, что в любом солидном доме, где он гостил, непременно находилась красивая женщина, готовая разделить его одиночество ночью.
— Я знаю, что вы человек небогатый, — сказал ему принц Уэльский несколько недель назад, — но, черт побери, я полагаю, вы живете лучше, чем я!
Лорд Алистер рассмеялся.
— Я думаю, ваше высочество, что найдется немало мужчин, которые охотно поменялись бы с вами.
— А вы? — с нажимом спросил принц.
Лорд Алистер покачал головой:
— Нет, ваше высочество, но ведь я больше, чем кто-либо другой, понимаю, как много тревог и сложностей вам приходится преодолевать и с какими трудностями сталкиваться в вашей частной жизни.
