Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
— Ваш пропуск, мэм— тот же голос.
— Послушайте, я пришла к Сомову Льву Геннадьевичу. Я его ученица — Бергольц, в прошлом Липова, София. Мне нужно… — шипение и отключение.
Я уже начала злиться и потянулась к той же злосчастной кнопке, как раздается гудок, и ворота потихоньку открываются.
Ну слава богу, а то я уже подумала, что никогда не попаду в свою родную школу.
Ворота распахнулись, и я иду по безлюдному двору к парадной двери. Крыльцо они не поменяли: все те же перила, выкованные местным мастером, и цементные ступеньки в тон стенам здания.
Подойдя к стеклянным дверям я вижу, что по лестнице ко мне спешно спускается какой-то мужчина в костюме и очках. Он отворил дверь. И я вижу знакомые черты и озорной взгляд.
— София, как я рад Вас видеть— с трудом сдерживая радость произносит Сомов. Воспитанность и множество камер наблюдения не позволяют ему проявить эмоции.
— Лев Геннадьевич… — прошептала я и разревелась.
Ошарашенный моим внезапным поведением мужчина несколько секунд стоял в бездействии, а потом тут же начал шарить по карманам в поисках платка.
— Ну что вы, милая, не плачьте. — он подает мне платок, а я вытираю зареванные глаза, продолжая хлюпать носом. — Вас кто-то обидел? Что случилось? Женщина на охране Вам нагрубила?
— О нет, что Вы? — тут же оправляюсь я. — Эта дама ни при чем. Мне столько надо Вам рассказать. — снова заливаюсь слезами я и утыкаюсь в платок.
Сомов держится в стороне, стараясь не касаться меня. Я его понимаю. Это опасно, если за ним наблюдают. Ведь он на работе, а я совершенно незнакомая женщина, которая еще и почему-то плачет.
— Не нужно слез, София. Пойдёмте ко мне в кабинет, я напою Вас чаем с "ахиллеа миллефолиум".
Он произносит это так заботливо, что я снова вспоминаю о наших уроках физики, на которых всегда было интересно, и никто из учеников не прогуливал его занятия. Вытираю слезы и покорно иду за ним вглубь здания.
— Что за ахиллеа миллефолиум?
— Это тысячелистник обыкновенный, обладает легким успокаивающим эффектом, но при этом не является антидепрессантом. — мы поднимаемся по кафельной лестнице на третий этаж, я слушаю его как зачарованная. — Антидепрессанты даже растительные не бывают безобидными: Деприм, Мапротилин, люди к ним привыкают. А ведь ничто не лечит лучше, чем дружеское общение за горячим чаем.
Сомов вдруг посмотрел на меня, в его взгляде я увидела немое обращение: «ты правильно приехала именно ко мне».
Только сейчас я заметила, что он почти не постарел, ни единого седого волоса, пару небольших морщинок вокруг глаз, живые карие глаза, все в той же спортивной форме. Как будто годы для него шли медленнее, чем для остальных.
А я немного запустила себя за последние пару месяцев. После развода перестала бегать по утрам, не подкрашивала русые корни, так что черные волосы перестали выглядеть естественно, совсем немного макияжа. Я даже подкрасила губы сливовым цветом, чтобы родители не вздумали сочувствовать моему бедственному положению.
Поднявшись на наш этаж, мы проходим в самый дальний кабинет на этаже. Коридоры здесь просторные, а вот кабинеты вдвое меньше бывших классных комнат.
И все равно в этом есть свое очарование.
Да и у Сомова определенно вкус к хорошим дорогим вещам, о чем тут говорить.
Шкафы из черных пород деревьев, а стол конечно из бальзама, с вырезанным южно-американскими плотниками узором. Тут полно книг и не только об астрономии, физике и атомных явлениях, я также замечаю книги Стивена Кинга, Айзека Азимова, Михаила Булгакова, и что еще удивительнее — труды по биохимии, Дианетику и Веды.
— Вы стали религиозным человеком? — с легкой иронией спрашиваю я, потягивая горячий напиток в кожаном кресле, и тут же устыжаюсь своего вопроса.
— Нет ничего на этом свете, чему не было бы дано ответов. Если есть вопрос, значит есть и ответ. Просто нужно искать. И если в общеизвестной науке ответов найти не удается, я перехожу к другим источникам. — как всегда с достоинством отвечает учитель, даже не осудив меня за вопрос.
— Вы правы. Я ведь тоже пыталась искать истину. Я была католиком, баптистом, чуть не стала иудейкой, и даже пыталась постичь нирвану на острове Лаос.
— И что же Вам помешало?
— Развод. — выпаливаю я, но мигом осознаю неловкость момента: мой собеседник молча смотрит на меня, ожидая нового приступа плача. Я тут же исправляю ситуацию, продолжая разговор, ведь плакать мне уже совсем не хочется. — Да, спустя неделю пребывания в монастыре Луангпхабанга мне позвонил мой муж и сообщил о расставании. Я была в шоке, и если бы не местная атмосфера спокойствия, я наверно слетела с катушек. Но сейчас все кончено, мы разведены, у него другая женщина. Я больше его не люблю.
Последнюю фразу я скорее только сейчас прочувствовала в полной мере, призналась себе в том, что больше не намерена сражаться за брак, все в прошлом и пора смотреть в будущее.
— София, так Ваши слезы на крыльце связаны с тем, что Вы мне сейчас рассказали? — с недоумением спрашивает мой учитель.
— Нет, что Вы. — я вдруг вспомнила, зачем пришла. — Сегодня утром со мной произошла наиглупейшая история. Я бы даже сказала апокалипсис моего рассудка. Никак не укладывается в голове. Как страшный сон, знаете, такие бывают в сюрреализме?
Сомов напрягся и подался немного вперед как будто, чтобы лучше меня слышать. Его глаза зажглись интересом, а мое сердце заколотилось быстрее.
И я поведала ему все произошедшее в подробностях, какие только могла уследить.
Он задавал мне много вопросов, так словно уже не в первый раз слышит подобные вещи.
Он ходил по комнате, что-то записывал, слушал, потом снова задавал вопросы. Я тем временем выпила три чашки чая, и уже прилично расслабилась.
Меня больше не мучала идея, что возможно я сошла с ума. Ощущение уверенности в увиденном, желание во всем разобраться, и жажда справедливости охватили мое существо.
— Ну все понятно, София, Вы тоже кинетик! — внезапно заключает мой гений.
— Кинетик? — удивляюсь я такому выводу.
— Да, я придумал такое название для особых существ нашего мира. На самом деле их по-другому не назвать. Это не супергерои, не лидеры, не члены особого ордена, не сверхкаста. Многие сами не осознают, что таковыми являются, вот например как Вы.
— Ясно. — такое утверждение меня слегка озадачивает. — Лев Геннадьевич, скажите, а как это связано с утренним происшествием?
— Кинетики— это те, кто создает движение в этой вселенной. А движение — это время. Из нашей энергии создается время и его остановки. Те, кто только останавливают время, это своего рода падшие кинетики — антикинетики. Они делают это с целью украсть, уничтожить, навредить.
В твоем случае это мелкие пакостники, они лишь украли машину. В мире существуют личности и посерьезнее, вплоть до тех, кто сталкивает лбами целые государства, подбрасывая письма агрессивного содержания обеим сторонам. Всего их около двух сотен, в отличие от двигателей, которых я насчитал уже более полутора тысяч.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
