Молодые люди поженились, и Иосиф увёз Марию… в Сталинабад (Душанбе, столица Таджикистана, входившего тогда в состав СССР), куда его направили по службе. Здесь он был ранен, и очень серьёзно, — получил пулю из маузера в спину, почти в позвоночник. Об этом рассказывал сам Юрий Иосифович в уже упоминавшейся выше автобиографии. Правда, здесь нужно развеять восходящий к рассказу самого поэта миф о том, что это произошло за два месяца до его рождения. Согласно материалам личного дела Иосифа Визбора, в Таджикистане он находился в 1931–1932 годах. После этого семья переезжает в Сочи, а уже затем в Москву, где 20 июня 1934 года и появляется на свет Юрий Визбор. Произошло это в родильном доме в районе Миусской площади; тогда он именовался в честь жены «вождя мирового пролетариата» Крупской, а ныне, как и до революции, носит имя своей учредительницы Агриппины Александровны Абрикосовой (семья Абрикосовых владела кондитерским производством и занималась благотворительностью). Среди московских родильных домов это было, пожалуй, второе по медицинскому уровню и авторитету учреждение, уступавшее только знаменитому арбатскому роддому им. Грауэрмана (где, кстати, родился старший товарищ Визбора по песенному жанру Булат Окуджава и где родится в своё время вторая дочь самого Юрия Иосифовича, Анна). Здесь царили хорошие традиции — профессиональные и чисто человеческие; персонал поддерживал высокую марку заведения.
Имя Юрий, которое дали новорождённому, было популярно в 1930-е годы: тогда многие родители называли им своих сыновей. Если говорить о близкой Визбору сфере искусства, то в его творческом поколении Юриев немало: композитор Саульский, певцы Гуляев и Мазурок, балетмейстер Григорович, актёры Яковлев, Соломин, Горобец, прозаики Казаков и Коваль, бард Кукин, поэт Ряшенцев, автор стихов к популярным детским песням Энтин. Литературовед, знаток авторской песни, деятель ленинградского клуба «Восток» Андреев, автор едва ли не первого подробного разбора песенного творчества своего знаменитого тёзки (в книге 1991 года «Наша авторская…»). Другой литературовед, публицист Карякин, творческого интереса к авторской песне тоже не лишённый. А ещё учёный и телеведущий Сенкевич. И даже первый космонавт Гагарин. И московский мэр Лужков (но это уже без Визбора). Некоторые из них ещё появятся в нашем повествовании.
Вообще-то Мария Григорьевна собиралась сделать аборт: бытовые условия были неважными, муж уехал в командировку, и было ей как-то боязно рожать. Сын потом объяснял это намерение тем, что она хотела избежать «всяческих охов и ахов» многочисленной родни «по поводу столь раннего материнства». Но на аборт нужно было приходить со своей простынёй, а она об этом не знала. Пришла в другой раз, но теперь был неприёмный день. И больше уже не пошла… С грудным ребёнком на руках, но без мужа, человека вспыльчивого и ревнивого (и это при устойчивой репутации прибалтийцев как людей хладнокровных и выдержанных!), Мария возвращается в родной Краснодар. Вскоре Иосиф вновь забирает их в Москву, хотя Мария уже успела оформить развод (выходит, не совсем ладной была их совместная жизнь). Спустя много лет, когда не будет в живых ни самого Юрия Визбора, ни его мамы, умершей в 1999 году, запись об оформлении развода отыщется в краснодарском архиве.
Родные поэта считают, что свидетельство о разводе спасло семью в ту пору, когда Иосиф был арестован и по абсурдному обвинению «в принадлежности к контрреволюционной латышской националистической организации и подготовке террористических актов» расстрелян, как многие и многие в годы сталинских репрессий. Такой монетой платила советская власть тем, кто её устанавливал и кто за неё воевал. Если бы не развод — то, скорее всего, не миновать бы ареста жены, а значит — детдома для сына. Странно, но трёхлетний Юра запомнил момент ареста отца: чужие люди в форме, в доме всё перевёрнуто вверх дном, мамин крик… Жили они тогда в недавно построенном посёлке Сокол на северо-западе Москвы, на улице Врубеля, дом 6, корпус 16, квартира 18 (здание не сохранилось). Квартира была коммунальной; Визборы занимали в ней одну комнату на первом этаже. По предположению А. Азарова, именно этот адрес и нужно считать местом рождения Юрия (известен и другой, более ранний московский адрес семьи Визборов: Большая Андроньевская, 25, квартира 2. Это район Таганки). Посёлок Сокол — первое в Москве жилтоварищество — был задуман как «посёлок художников», но часть его территории была застроена домами для сотрудников НКВД. Теперь к этим домам почти каждую ночь подъезжал «чёрный воронок»…
Шёл январь 1938-го; расстреляют отца в апреле. Так и остался он в памяти этой страшной ночью, да ещё одним ясным детским воспоминанием: солнечный выходной день, отец в майке, на столе — его пистолет и портупея. В дверях — мама. Свет и покой. И никто не знает, что этот покой уже обречён.
Может быть, именно с этого момента в мальчике что-то переменилось: Мария Григорьевна будет потом вспоминать, что он рос хотя и тихим, послушным, но «с каким-то протестом внутри». Не здесь ли ключ ко всей творческой судьбе Визбора — человека, по свидетельству многих знавших его, как будто мягкого и всегда доброжелательного, но объективно выразившего, наравне с лучшими художниками своего поколения, дух непоказной внутренней свободы?
Мама долго пыталась что-то узнать о муже. В Матросской Тишине, известной московской тюрьме, сотрудник в окошке, от которого тянулась длинная очередь жён и матерей арестованных, сказал ей: «Выслан без права переписки. — И тихо добавил: — Не ищи». Формулировка означала: расстрел. Двадцать лет спустя, в августе 1958-го, отец будет реабилитирован — как реабилитированы в хрущёвскую эпоху десятки тысяч навсегда канувших в небытие сталинских узников. Запрос пошлёт по просьбе Марии Григорьевны Юрий, ибо сама она, будучи в момент ареста уже разведена с мужем, юридически не имела к нему отношения. Не имела-то не имела, да только негласное клеймо жены «врага народа» так и тянулось за ней все эти годы.
Из дома на улице Врубеля их спустя несколько дней выселили в переполненный деревянный двухэтажный дом возле Военно-воздушной академии им. Жуковского: семье «латышского националиста» и «террориста» среди жильцов-чекистов оставаться было нельзя. Антонину, как и многих детей «врагов народа», забрали в специнтернат, да и не ладились у неё отношения с мачехой. Характер у девочки был сложный — что не удивительно при её судьбе. Надолго, до 1950-х годов, сводная сестра исчезнет из поля зрения брата, потом вновь появится (под фамилией Васютина), но родственного тепла в отношениях между ними не будет.
Мария Григорьевна же и Юра вскоре вновь отправились в дорогу. В те годы многие семьи, оставшись без навсегда уведённого от них кормильца, снимались с места и уезжали в какой-нибудь далёкий город, за Урал и дальше, где, как они надеялись (и расчёт зачастую, хотя и не всегда, срабатывал), никто не знал о прошлом их семьи. В надежде получше устроиться и побольше заработать Мария Григорьевна решила уехать с сыном в самую дальнюю даль — в Хабаровск; дальше просто не бывает. Ехали неимоверно долго, недели две, пересаживались с поезда на поезд, зато какая красота открывалась за окнами вагона: Уральские горы, сибирская тайга, крутые берега Байкала, замёрзший Амур, показавшийся мальчику похожим на гигантскую свалку ледяных глыб. Пройдут десятилетия — и Юрий Визбор пролетит над этими краями, многие места объедет, обойдёт пешком, и будет возвращаться домой, вспоминая, насколько позволяла детская память, своё первое сибирское путешествие и прокручивая в памяти новые впечатления, встречи со старыми и новыми знакомыми, «рек синеву / И на борту бортпроводницу, / Чтоб проводить нас с Сибири в Москву» («Прощание с Сибирью»), Но сейчас не было никакой бортпроводницы; была ли обычная проводница в переполненном и не очень чистом вагоне — он тоже потом не помнил, да и неважно это было для него тогда. В детстве многие трудности и неурядицы переживаются почему-то легче: может быть, потому, что ребёнок воспринимает обстоятельства своей жизни как должное, ему пока не с чем их сравнивать.
