Глава первая. ГРУСТНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Старое Королевство.
Четырнадцатый год правления Короля Тачстоуна I
Сквозь глубокий сон Лираэль почувствовала, как кто-то трогает ее лоб. Мягкое, осторожное касание, прохладная рука на коже, пышущей жаром лихорадки. Она улыбнулась, ей было приятно это прикосновение. Затем сон стал другим, и брови нахмурились. Прикосновение теперь было не мягким и приятным, а грубым и тяжелым. Больше не прохлада, а обжигающий жар…
Лираэль проснулась. Мгновение спустя она поняла, что сдернула простыню и лежала лицом прямо на кусачем шерстяном матрасе. Подушка валялась на полу. Наволочка сползла во время очередного кошмара во сне и теперь свисала со стула.
Лираэль оглядела небольшую комнату, но других признаков ночных беспорядков не заметила. Ее простой платяной шкаф из оструганной сосны был закрыт на тяжелую стальную щеколду. Стол и стул стояли на своих местах. Учебный меч в ножнах висел на двери.
Прошлая ночь, пожалуй, была относительно спокойной. Иногда во время ночных кошмаров Лираэль ходила, говорила вслух и разбрасывала вещи, но при этом никогда не покидала своей комнаты, своей дорогой, любимой комнаты. Лираэль не могла вынести даже мысли о том, на что стала бы похожа жизнь, если бы ее снова заставили переселиться в общие семейные помещения.
Она закрыла глаза и прислушалась. Снаружи было тихо, а это означало, что пробуждающий колокол ударит еще не скоро. Колокол звонил в одно и то же время каждый день, заставляя семью Клэйр вылезать из постелей и вместе встречать новое утро.
Лираэль крепко зажмурилась и попыталась уснуть. Ей хотелось вновь почувствовать прикосновение нежной руки к своему лбу. Это прикосновение было единственным, что она помнила о своей матери. Не лицо и не голос — лишь прикосновение ее прохладной руки.
Сегодня ей отчаянно необходимо было это прикосновение. Но мать Лираэль давным-давно умерла, забрав с собой и тайну ее рождения. Она ушла, когда Лираэль было всего пять лет, без единого слова, без объяснений. Лираэль вообще никогда ничего не объясняли. Только передали известие о смерти матери, путаное сообщение с далекого Севера, которое пришло за три дня до ее десятого дня рождения.
Если она подумала об этом, значит, надежды заснуть уже нет. Лираэль еще раз попыталась заставить себя погрузиться в дрему, но, не выдержав, широко раскрыла глаза и несколько минут смотрела в потолок. Камень на потолке был все такой же холодный и серый, с маленькими розовыми вкраплениями.
Освещающий знак Хартии тоже поблескивал там, на фоне камня он казался теплым и золотым. Когда Лираэль проснулась, знак стал ярче, и сияние все усиливалось по мере того, как она спустила ноги с постели и принялась искать тапочки. Залы дома Клэйр обогревались паром от горячих источников и при помощи магии, но каменный пол всегда оставался холодным.
— Сегодня мне четырнадцать, — прошептала Лираэль. Она надела тапочки, но так и осталась сидеть на кровати.
Дни рождения не радовали ее с тех самых пор, когда накануне одного из них пришло известие о смерти матери.
— Сегодня мне четырнадцать! — еще раз произнесла вслух Лираэль. Одна мысль об этом причиняла глубокую боль. Ей четырнадцать лет, а значит, по законам внешнего мира, находящегося вне Ледника Клэйр, она уже могла считаться женщиной. А здесь ей все еще полагалось носить синюю детскую тунику. Ведь в семействе Клэйр переход ребенка в мир взрослых происходил не в соответствии с возрастом, а благодаря Дару Зрения.
Лираэль вновь зажмурила глаза, изо всех сил пытаясь увидеть Будущее. Все девочки ее возраста уже обладали Даром Зрения. Да и не только ее одногодки, но и многие из тех, кто помладше, имели этот Дар. Поэтому им разрешалось носить белые одежды и ожерелья из лунного камня.
Лираэль открыла глаза, так ничего и не увидев. Очертания комнаты расплывались перед глазами. Она смахнула слезы и встала с постели.
— Ни матери, ни отца, ни Зрения, — сказала она сама себе, открыла шкаф и достала полотенце. Эти слова она произносила чаще других, хотя они вызывали в ее душе взрыв боли. Как будто трогаешь языком больной зуб.
Может быть, скоро она услышит обращенный к ней голос Глашатая Стражи Девятого Дня. И тогда в утешение она скажет: «Ни матери, ни отца, зато у меня есть Дар Зрения».
