Могенс шел по Овергаден-овен-Вандет[4], над которой еще не рассеялся туман, нависший над каналом со стоящими на причале катерами. Тарахтящий звук пластиковых колесиков его чемодана разбудил английского бульдога, спокойно спавшего на палубе одного из причаленных к набережной судов. Пес залаял и недовольно посмотрел на Могенса, тот поспешил перейти на другую сторону. Возле «Федьекеллера»[5]уже собралась кучка бездомных, один из которых улыбнулся ему беззубой улыбкой и, кивая на чемодан, громко крикнул вслед: «Bon voyage!»[6]
Ничего не ответив, Могенс прибавил шагу.
Немного спустя он уже волочил свой чемодан по пешеходному переходу площади Кристиансхавн-торв и, перейдя на другую сторону, встал на автобусной остановке перед кондитерской «Лагкагехусет», из которой вкусно пахло горячей сдобой. Мало кому известно, что когда-то на этом месте стояла тюрьма, подумал Могенс и тут же отогнал от себя эти мысли. Он нетерпеливо взглянул на часы. До прихода автобуса 9А оставалось еще две минуты. Вокруг Могенса сгустилась толпа ожидающих пассажиров, и он почувствовал легкий приступ клаустрофобии, на лбу выступила испарина. Он сделал над собой усилие, чтобы совладать с расшалившимися нервами. Могенс страдал гипертрофией потовых желез, и от малейшего волнения его прошибал пот, но сегодня ему необходимо быть воплощенным хладнокровием. Тут подъехал автобус и раскрыл двери. Подталкиваемый нетерпеливыми пассажирами Могенс поднялся в переполненный салон.
Протиснувшись вперед, он встал поближе к средней двери, возле которой иногда можно глотнуть свежего воздуха. Но по мере продвижения по маршруту, пролегавшему через центральную часть города, в автобус на каждой остановке садились все новые пассажиры, и Могенса постепенно оттеснили от двери в сторону задней площадки, где воздух был такой тяжелый, что вообще невозможно было дышать. Он чувствовал на себе пристальные взгляды пассажиров, привлеченные его большим чемоданом. Ему казалось, что все уже догадались о его планах. Еще немного, и кто-нибудь начнет звать полицию. На него снова накатил панический страх, его так и подмывало броситься к выходу, продраться сквозь толпу и выскочить на улицу. Но он совладал с собой, закрыл глаза и постарался выровнять дыхание.
Доехав наконец до Главного вокзала, он с облегчением вышел из автобуса и, влившись в поток пассажиров, поднялся по широким ступеням в вестибюль. Тошнота, вызванная дорожной тряской, понемногу улеглась, выброс адреналина наполнил его бодростью. Пройдя через широкий вестибюль, Могенс устремился в сторону Ревентловсгаде, где находились камеры хранения. Миновав помещение охраны, в котором, как ему было известно, сейчас еще никого нет, он вошел в зал. Бледный неоновый свет, лившийся с потолка, освещал бесконечные ряды алюминиевых ячеек, придавая залу сходство с моргом. Могенс шел, уставя глаза в пол, старательно избегая смотреть на размещенные под потолком камеры наблюдения. Возможно, в полиции и сумеют установить его личность по видеозаписи, но к тому времени он будет уже далеко. Отыскав пустую ячейку, он поставил в нее чемодан и заплатил шестьдесят крон за двадцать четыре часа хранения. Если все пройдет успешно, то он вернется за чемоданом в течение ближайших пяти часов. То есть, конечно, если…
Пользуясь прежним проездным билетом, он сел в автобус и устроился на одном из передних сидений. Автобус номер 9А ехал сейчас полупустой. Зато машин на улице прибавилось, и на обратный путь ушло чуть больше времени, чем на поездку к вокзалу. Он снова взглянул на часы. Было без пяти восемь. Через шесть минут он снова окажется на площади Кристиансхавн-торв, и времени у него остается даже с запасом, чтобы пешком дойти до Бробергсгаде, до которой оттуда приблизительно восемьсот метров. В 7:59 он отметится на работе точно так же, как делал это на протяжении без малого двадцати лет. Никто из коллег не заподозрит ничего неладного. Все будет выглядеть совершенно нормально. При мысли об этом он улыбнулся… И тут на самой середине моста Книппельсбро автобус вдруг остановился. Могенс вскинул голову и увидел сквозь лобовое стекло, как впереди, загораживая автобусу дорогу, опускается красно-белая перекладина шлагбаума. Сигнальный звонок на мосту ударил ему по нервам, и он увидел, как разводное крыло со всей проезжей частью начало подниматься, как аппарель, словно для того, чтобы все взмыли по ней прямиком к обложенному тучами небу.
Как же так! Этого не может быть! Ошеломленный, он все еще не верил своим глазам. Он составил подробнейший план и не учел такую возможность! Он панически схватился проверять часы. Было уже без четверти восемь. Глядя в окно, он наблюдал, как через акваторию порта со скоростью улитки подплывает к мосту трехмачтовая шхуна. В душе он проклинал старую посудину, желая ей провалиться в тартарары, проклинал ее экипаж, который, собравшись у борта, махал прилипшим к парапету моста прохожим и велосипедистам, которые сгрудились там, чтобы полюбоваться редкостным зрелищем красивого парусника.
В восемь часов четыре минуты Могенс выскочил из автобуса на остановке «Кристиансхавн-торв». С портфелем под мышкой он перебежал на другую сторону и со всех ног пустился по Дроннингенсгаде. Он уже не помнил, когда ему приходилось так бегать, а судя по неуклюжим движениям, тело тоже давно забыло, как это делается. Добежав наконец до Бробергсгаде, он вынужден был остановиться и перевести дыхание. Торопливо приведя в порядок одежду и вытерев вспотевший лоб, он направился к открытым воротам здания, в котором располагалась фирма «Лауритценс Энтерпрайз». Рабочие фирмы давно уже разъехались по стройкам, и маленький дворик был пуст, там не было ни одного автомобиля. Проходя мимо мастерской, Могенс увидел, что там осталось двое или трое кузнецов. Не задерживаясь, он кинулся по лестнице в бухгалтерию, которая находилась на втором этаже. Отворив дверь, он взял с полки, где стояли часы, перфокарту со своей фамилией. Фирма, где он работал, была старинная, с давними традициями и устарелым оборудованием. Механизм глухо звякнул «дзинь», часы отметили время – восемь часов девятнадцать минут. Никогда еще не бывало, чтобы Могенс так опаздывал на работу.
– Что, никак было не встать?
Обернувшись, Могенс увидел перед собой Карстена Хольта – начальника отдела продаж. Карстен был мужчина лет тридцати пяти, загорелый и довольно коротконогий, как будто ноги у него отстали в росте от туловища. У Карстена был автомобиль – старый «камаро», и Карстен любил о нем поговорить. За это он получил прозвище Карстен Камаро, или сокращенно К. К. Карстен не возражал.
Карстен указал на Могенса пальцем:
– Что это ты так вспотел, коллега? Уж не заболел ли?
– Вспотел?
Могенс торопливо отер лоб и положил на место перфокарту.
– Да ничуть! – сказал он в ответ. – О чем ты, К. К.?
