Вышеуказанное нельзя сравнивать, скажем, с проводившимся в том же году наступлением А.А. Брусилова, пусть и сопоставимым по потерям, но не сравнимым ни по размаху операции, ни по стратегическому результату. Союзники же, осознавая свое превосходство в людском и материальном плане над германцами, не нашли ничего лучшего, как прибегнуть к стратегии «размена», стремясь вызвать большие потери противника ценой собственных громадных потерь. Где же здесь военное искусство? Учитывая, что тактически немцы воевали более качественно и грамотно, чем все союзники, размен был не в пользу Антанты. Наиболее яркий пример — «Бойня Нивеля» 1917 г.
И напротив, некоторые русские генералы, далеко не блиставшие военными дарованиями (например, в 1916 г. — А.Е. Эверт и А.Н. Куропаткин), высказывались за ненужность наступления их фронтов севернее Полесья на глубоко эшелонированную и укрепленную оборону немцев, мотивируя это возможностью больших потерь и бессмысленностью пролития большого количества крови при прогнозируемых мизерных оперативных результатах.
Странно, что операции англичан и французов, продвинувшихся на несколько сотен метров, характеризуются как большой успех, аналогичные (достаточно, впрочем, редкие) деяния русских (например, наступления на р. Стрыпа и у озера Нарочь) с продвижением на несколько километров и с меньшими потерями, чем на Западе, считаются тяжким поражением. Офицер-фронтовик поручик К.С. Попов так передавал свои впечатления по этому поводу: «Для нас, русских, одерживавших крупные победы и терпевших большие поражения, казались смешными и жалкими масштабы французских официальных сообщений, гласивших о занятии какой-то “воронки” и о продвижении в таком-то районе на 15—20 метров»{7}. О двойных стандартах в оценке оперативно-боевой эффективности англо-французских и русских войск писал и генерал-фронтовик В.И. Гурко: «Я никогда не мог понять, почему получалось так, что наши союзники, имея в своем распоряжении силы более крупные, чем наши, причем даже по числу тактических единиц, если соотнести их количество с длиной линии фронта, применяли одни правила для [оценки] собственных наступлений и совершенно другие — для наших»{8}.
На фоне такого англо-франко-германского оперативного творчества именно русское и австро-венгерское командования смотрятся очень неплохо.
Начальник полевого Генерального штаба при Верховном главнокомандующем австро-венгерской армии (фактически ее глава) фельдмаршал граф Ф. Конрад фон Гетцендорф характеризовался немцами (после ухода в конце 1905 г. с поста начальника германского Генерального штаба А. фон Шлиффе-на) как лучший стратег Германского блока. Что и подтвердили действия Конрада в дни Галицийской битвы, его наступление против Италии в Трентино в 1916 г. (именно немцы, отказав в силу различных факторов Конраду в поддержке, не позволили этой операции приобрести стратегический масштаб) и другие операции. Генерал-квартирмейстер германского Восточного фронта М. Гофман, знавший фельдмаршала и работавший с Ф. Конрадом фон Гетцендорфом, так охарактеризовал положение австрийского стратега: «Планы начальника австро-венгерского Генерального штаба генерала Гетцендорфа, поскольку мне с ними случалось иметь дело, были все хороши, чего отнюдь нельзя сказать о планах нашего Верховного командования; несчастье этого гениального человека состояло в том, что у него не было аппарата для осуществления его планов»{9}.
Говоря о русском генералитете, следует отметить несколько моментов. Война нового типа требовала нового стиля руководства войсками. Заочно-директивный метод не годился — не все руководители это поняли, некоторые растерялись, не смогли приспособиться с трагическими последствиями и для вверенных войск, и для себя. Наиболее яркий пример — генералы А.В. Самсонов[2]и П.Г.К. Ренненкампф[3].
Но история знает и примеры обратного порядка (П. А. Плеве, В.Е. Флуг и др.). Имена двух лучших стратегов Первой мировой войны — это имена русского (Н.Н. Юденич) и германца (Э. Людендорф). Так сложилось, что и русские, и немцы именно на второстепенных для себя фронтах (Кавказский для России и Восточный для Германии) имели выдающееся военное руководство, перевыполнив на этих театрах военных действий (ТВД) все мыслимые оперативные задачи — в отличие от главных фронтов. Оба генерала привнесли вдумчивый (во многом шахматный) подход к проводимым ими операциям, отличались решительностью действий. Но если Э. Людендорф был прежде всего мастером импровизации, то Н.Н. Юденич — мастером организации. Во время войны сформировались русская и германская военные школы со своими уникальными стилями. Достаточно назвать лишь имена двух крупнейших специалистов прорыва — А.А. Брусилова и А. фон Макензена, выработавших свои методики и подходы.
В этой работе речь пойдет о пяти русских генералах Великой войны, о людях, благодаря которым вопреки всему русская армия была успешной и победоносной. Боевая карьера П.А. Плеве, В.Е. Флуга, П.С. Балуева, А.А. Граникова и Н.С. Батюшина — яркий пример того, как много значит личность в истории армий и государств.
МАСТЕР КРИЗИСНЫХ СИТУАЦИЙ.
Генерал от кавалерии П.А. Плеве Бить противника, преследовать его самым настойчивым, беспощадным образом, если молено, не выпустить его, а взять или уничтожить, вообще проявить крайнюю энергию[4].
Введение
Имя генерала от кавалерии Павла Адамовича Плеве, представителя плеяды талантливых отечественных полководцев Первой мировой войны 1914—1918 гг., почти не знакомо любителям военной истории. Безвременная кончина одного из лучших наших генералов в марте 1916 года привела к тому, что Павел Адамович не дожил до страшных событий 1917 года и последовавшей затем Гражданской войны, которой, в основном, и обязаны широкой известностью многие русские военачальники — его современники.
Например, мало кто знает Е.К. Миллера как неизменного начальника штаба в армиях, возглавляемых П.А. Плеве в годы Великой войны, но он известен как главнокомандующий войсками Северной области в годы войны Гражданской. В отношении незаслуженно забытого генерала П.А. Плеве отсутствуют серьезные исследования, не оставил он и воспоминаний — тем больший интерес представляют личность и деятельность этого незаурядного человека, причем на фоне осуществляемых им операций Великой войны. Ратный труд П.А. Плеве на полях Первой мировой заслуживает всестороннего внимания.
П.А. Плеве относился к плеяде так называемых русских немцев, со времен Петра Великого верой и правдой служивших России. Совмещавшие в себе лучшие черты и русского и германского народов, они исключительно много сделали для нашей государственности, вписали много ярких страниц в славную историю русского оружия. Применительно к Первой мировой войне достаточно назвать имена И.О. Эссена, Е.К. Миллера, П.Н. Врангеля, В.Е. Флуга. П.А. Плеве можно поставить в этот ряд одним из первых. Человек большой скромности, профессионал в своем деле, он был, что называется, «человеком на своем месте». Став полным генералом еще до войны, в военное время возглавляя армию и фронт, П.А. Плеве принадлежал к категории активных генералов, приверженцев энергичных действий, являлся мастером маневра и флангового удара. Среди лучших полководцев России «высшей категории» в годы Первой мировой (Н.Н. Юденич, А.А. Брусилов, П.А. Плеве) именно Плеве противостоял самому страшному нашему врагу — германской армии — и боролся против него с завидным успехом. Блестящий тактик, Павел Адамович стал, по сути дела, «палочкой-выручалочкой» Русского фронта: для выправления критической ситуации его неизменно посылали в самые горячие точки.
