– Поспеши, любовь моя. Нужно отправляться.
– Отправляться? Но куда?
– Это ты должна ехать. Одна, и немедленно.
Такой тон, одновременно нервный и властный, она в нем раньше не замечала. Точнее, она слышала нечто подобное всего один раз, во время ночного звонка. Тогда произошел несчастный случай в промышленном центре Юронг, на одном из химических заводов, и это угрожало жизни многих людей, которые, ни о чем не подозревая, мирно спали в своих домах. Она услышала его голос, не допускающий возражений и тревожный одновременно, ничего не понимая, потому что он говорил на диалекте высокой равнины. Но она знала: это был вопрос жизни и смерти. Тогда Жан спешно оделся, выбежал наружу; она услышала звук удаляющегося «БМВ» и не видела его до утра. Он никогда не говорил ей потом, что же там случилось на самом деле, никогда не рассказывал, как они сумели предотвратить катастрофу. Он лишь сразу же, как только вошел в квартиру, овладел ею, и они занимались любовью прямо на кремовом ковре, посреди частей сложного китайского пасьянса. Состоявший из деревянных палочек и частичек кораллов, он предлагал практически бесконечное количество решений, каждое из которых могло быть изменено одним лишь перемещением палочки или добавлением одного коралла к другому.
Частичка коралла должна была невольно сместиться накануне ее отъезда, или это кто-то ночью передвинул палочку, управляющую ее жизнью. И вот теперь она здесь, в аэропорту Леонардо да Винчи, недалеко от Вечного города. И вокруг нее складывается какая-то новая игра, правил которой она совершенно не понимает.
– Что происходит? – ошеломленно прошептала она, когда села на край кровати.
Одеяло рядом с ней еще сохраняло отпечаток тела Марианны. Они уснули сразу, после наслаждения, полученного шесть раз подряд. На тумбочке Эммануэль увидела хрустальный бокал, из которого она вылила половину шампанского во влагалище своей подруги, которое она потом потягивала маленькими глотками, смешивая его с изысканным вкусом вагинального нектара.
– Где Марианна?
– Она собирает твою дорожную сумку. А твоим багажом я занимался сам. Получилось не слишком аккуратно, но у меня было не так много времени. Зато там есть все.
– Что ты имеешь в виду – все?
– Слишком долго объяснять. Лучше, если ты не будешь знать об этом. Сейчас только одна вещь имеет значение: ты отправляешься в Италию. В Рим, если быть точным. Как будто речь идет о бегстве. Ты оставляешь меня. Никто не знает почему.
– Но это же абсурд!
– Нет, так надо. Я провожу тебя в аэропорт. Твое место было зарезервировано час назад.
– И что я буду делать в Италии?
– Жить. Все время, пока это будет необходимо. Ты возьмешь с собой свои личные вещи. И коллекцию танцовщиц.
– Каких еще танцовщиц?
Она усмехнулась, как если бы ей вдруг все стало ясно. Жан приготовил ей сюрприз не без помощи Марианны. Хотя у него не было такой привычки – мистифицировать ситуацию столь загадочным образом.
– Это не игра, Эммануэль.
Он никогда не смотрел на нее так мрачно, так решительно. Вертикальная морщина прорезала его лоб, и лицо словно застыло.
– У тебя есть коллекция танцовщиц. Их двенадцать. Двенадцать замечательных статуэток из слоновой кости…
– Из слоновой кости? Но ты же прекрасно знаешь, что по закону…
– Именно так. Поэтому они имеют еще большую ценность. Они закреплены на подставках из оникса, на которых расположен золотой пьедестал. Высотой они с шестилетнего ребенка, по-разному причесаны и одеты: в шелк, в парчу, в узорчатую ткань, в серебряную филигрань, в газ, в лен, в атлас и в бархат. Они украшены диадемами, браслетами, кольцами, ожерельями, драгоценными поясами. Каждая танцовщица отличается от другой выражением лица и общим видом. Они помещены в хрустальные коробки в форме пагоды. Каждая имеет свое имя, которое написано на пьедестале. Они тщательно упакованы, по четыре в упаковке, в три помеченных пакета.
– Сколько же они стоят? – изумленно спрашивает Эммануэль.
– Они застрахованы на 50000 фунтов стерлингов, но реальная цена вдвое больше: это уникальная коллекция. Ты купила ее у принцессы Рам-Шар. Повтори…
– Рам-Шар.
Нет, это не игра, а какая-то странная, даже тревожная история, которая вдруг возникла в ее беззаботной жизни. И никто не мог помочь ей, поскольку сам Жан толкал ее на эту темную дорогу с устрашающими пропастями по бокам, где она чувствовала растущую угрозу себе самой и тем, кого она любила.
– А Марианна, ты ей сказал?
– Она ничего не знает. Одевайся. Надень один из твоих костюмов от Сен-Лорана. Нужно, чтобы твое прибытие было в стиле «шик и шок». Твой самолет приземлится утром.
Он сделал паузу, взял ее за плечи и сильно, почти больно, прижал к себе. И она сразу же испытала пронизывающее счастье. Эммануэль сразу успокоилась и вновь наполнилась уверенностью в Жане, несмотря на эту непонятную ссылку. Они долго стояли так, застыв, пока она не осмелилась спросить:
– Должна ли я сделать что-то еще?
– Нет. В Риме о тебе позаботятся, тебя там будут направлять в кое-каких важных делах. Это будет женщина, Сильвана Мори или Моро. Не слушайся ее слепо, но следуй за ней. Я ее не знаю, но меня заверили, что она очень приятная особа. Я бы не отпустил тебя с каким-то монстром типа дипломированного гида!
Почти сломленная, Эммануэль находит в себе силы, чтобы улыбнуться.
– Я бы хотела, чтобы ты объяснил мне немного больше. Эта история с танцовщицами…
– Тебе не надо ничего понимать. И тем более – знать. Просто возьми их, чтобы потом в нужный момент избавиться.
– Когда я увижу тебя снова?
– Я не знаю.
– Но мы увидимся?
Жан засмеялся:
– Все это не имело бы смысла, если бы я не был уверен, что вновь увижу тебя! Не волнуйся, я забочусь о тебе больше, чем кто бы то ни было в мире.
– А почему Марианна не едет со мной?
– Это ни к чему. Ты должна быть одна, чтобы избежать опасности.
– Присмотри за ней.
– Я тебе это обещаю.
Эммануэль не чувствовала никакой ревности. Но она хотела сохранить девочку для них обоих, как нечто неделимое, как воспоминание о том времени, что было потрачено, чтобы проросло это семя, которое поливали осторожно, нежно подогревая…
Марианна вошла в комнату, принеся дорожную сумку «Луи Виттон» и сжимая в левой руке шелковый шарф. Под ее глазами были круги, но ее взгляд был устремлен на молодую женщину. Протянув Эммануэль ее шарф от «Гермес», она коснулась ее руки. Девушка-подросток была готова выйти, и ее волосы, расчесанные на прямой пробор, напоминали изображения мадонн, свойственных ее стране.
– Как ты прекрасна! Я буду постоянно вспоминать твой образ в музеях, – воскликнула Эммануэль.
