Такое действие на мозг ученым удалось наблюдать в серии экспериментов по селекционному разведению. В 1950-е гг. российский генетик Дмитрий Беляев начал программу исследований по одомашниванию сибирской черно-бурой лисы. В отличие от современных собак, потомков многовекового селективного разведения волков, большинство лисиц остались дикими. Беляев считал, что успех одомашнивания зависит от темперамента. Для продолжения рода выбирали только тех лисиц, которые были наименее агрессивны и реже стремились убежать при приближении экспериментатора. Эти животные проявляли большую покорность благодаря чуть отличающейся химии мозга, закодированной в генах и регулирующей их поведение. После всего лишь десяти с небольшим поколений селективного разведения отпрыски диких лисиц стали заметно более смирными и послушными. Но при этом они претерпели и существенные физические изменения. На лбу у прирученных лисиц появилось белое пятнышко, а сами они стали мельче своих диких собратьев; уши у них, как у многих собак, обвисли. Еще Дарвин в «Происхождении видов»[1]отметил: «Среди наших домашних животных нельзя назвать ни одного, которое в какой-нибудь стране не имело бы вислых ушей». Кроме того, у них уменьшился мозг.
Разведение покорных животных и исключение агрессии означают отбор по физиологическим изменениям в системах, управляющих гормональным и нейрохимическим статусом организма. Один из возможных механизмов, который объяснил бы меньший по размеру мозг, заключается в том, что для более пассивных особей, возможно, характерен более низкий уровень гормона тестостерона. Тестостерон у животных связан с агрессией и доминантным поведением, но при этом он обладает свойствами анаболика и потому играет, вероятно, некоторую роль в определении размеров тела (делает мышцы и органы крупнее и сильнее). Кроме того, он увеличивает размеры мозга. Выяснилось, кстати, что у людей, меняющих пол и принимающих для этого гормональные препараты, объем мозга тоже увеличивается или уменьшается в зависимости от того, какие принимаются гормоны.
Но одомашнивание животных ведет не только к уменьшению мозга; меняется и стиль мышления. Ведущий специалист по поведению животных из Университета Дьюка Брайан Хеер показал, что домашние собаки намного лучше по сравнению с дикими волками воспринимают социальные сигналы своих собратьев. Мы, люди, легко считываем направление взгляда другого человека и определяем, на чем сосредоточено его внимание. Как мы увидим в последующих главах, этот социальный навык есть даже у младенцев, и он постепенно усложняется по мере того, как мы развиваемся, расширяем круг общения и социального взаимодействия. Домашние собаки тоже могут читать социальные сигналы человека, такие как взгляд или даже присущий только человеку указующий жест рукой, тогда как волки и большинство других животных, увидев такое, как правило, остаются в недоумении или попросту ничего не замечают.
Очень интересны изменения, связанные с зависимостью и доверием. Если волки настойчиво пытаются решить сложную задачу, ищут решения и применяют разные хитрости, то собаки, как правило, сдаются раньше и пытаются заручиться поддержкой и помощью хозяина. Одомашнивание не только обогащает животное социальными навыками, но и делает его более зависимым от других. За время эксперимента было несколько случаев, когда одомашненные лисы сбегали из российских зверохозяйств в дикую природу — и возвращались через несколько дней, не сумев прожить самостоятельно. Они полностью зависели от тех, кто их вырастил.
Можно ли приложить понятие «одомашнивание» к эволюции человека? Еще молодым исследователем в Гарварде Хееру довелось присутствовать на обеде, где известный приматолог с факультета антропологии Ричард Рэнем рассказывал, что бонобо — карликовый вид шимпанзе, известный тем, что при разрешении конфликтов первым делом прибегает к сексу, — представляет собой эволюционную загадку, поскольку обладает целым рядом необычных черт, отсутствующих у собственно шимпанзе. Хеер понял, что все это верно и по отношению к одомашненным черно-бурым лисам. Чем больше он думал о сходстве между одомашненными животными и бонобо и о том, как те отличаются от шимпанзе, тем больше убеждался, что этот подвид приматов самоодомашнился. Все свидетельствовало в пользу такой гипотезы. Путь развития, который прошли социальные группы бонобо, вывел на первый план не агрессию, а социальные навыки и умение мириться. Если это работает для бонобо, то почему не могло сработать для человека? В конце концов, человек тоже примат с очень хорошо развитой способностью к социальному взаимодействию. Позже Хеер написал: «Свойственный человеку уровень гибкости в использовании социальных сигналов других людей мог появиться в процессе эволюции рода человеческого только вследствие появления видоспецифичных социальных эмоций, которые обеспечивают мотивацию внимания к поведению других особей и, как следствие, коммуникативные намерения во время совместных действий». Иными словами, необходимость в более социальном поведении и сотрудничестве изменила когда-то работу мозга гоминид.
Эта старая идея в последнее время привлекла ученых благодаря новым исследованиям и потенциальным механизмам. Впервые она появилась еще в XIX в. под маской социального дарвинизма — идея о том, что совместная жизнь создавала селективное давление, постепенно изменявшее природу человека. На первый взгляд гипотеза о том, что мирная совместная жизнь заставляла мозг человека изменяться, а тем более уменьшаться, кажется нелепой. В конце концов, человек начал цивилизоваться не 20 тыс. лет назад, а гораздо раньше; существует немало примеров более ранних обществ, религий, искусства и культуры. Недавнее открытие на индонезийском острове Флорес каменных памятников возрастом до миллиона лет позволяет предположить, что когда-то этот остров населяли отдаленные предки человека — гоминиды вида Homo erectus. Если предположение подтвердится, это будет означать, что Homo erectus должен был обладать значительными мореходными навыками, невозможными без когнитивных способностей и социальной кооперации — ведь острова разделяет значительное водное пространство, а организовать далекое путешествие по открытому морю на примитивном плоту очень и очень непросто.
Очевидно, наши предки хорошо умели общаться и сотрудничать задолго до конца последнего ледникового периода. Но примерно в это время произошел резкий скачок численности населения, который мог стать дополнительным «аргументом» в пользу адаптации к совместному проживанию в больших группах. Анализ истории нашего биологического вида говорит, что население трех континентов значительно выросло задолго до неолитического периода, начавшегося примерно 12 тыс. лет назад. Когда массы льда, покрывавшие северные континенты, примерно 20 тыс. лет назад начали таять, демография нашего вида стремительно изменилась, породив социальную среду, для успешного ориентирования в которой требовался повышенный уровень социальных навыков. Должно быть, процесс отбора по социальным качествам стартовал сотни тысяч лет назад, когда наши предки-гоминиды впервые начали сотрудничать. Тогда же, вероятно, начали появляться и первые признаки одомашнивания, но с окончанием ледникового периода, когда люди стали селиться вместе, этот процесс мог резко ускориться.
