Покинуть тепло домашнего очага Энни заставило тайное послание деда, полученное ею сегодня ровно в полдень. Старик извещал о встрече, которая должна была состояться этой ночью в доме Джона Макгиливрея. Принимая во внимание влиятельность Джона Александра Макгиливрея, можно было не опасаться, что английские ищейки осмелятся ворваться в его дом, даже узнав о присутствии Ферчара Фаркарсона.
Стотринадцатилетнего Ферчара можно было смело назвать ходячей историей Шотландии. Помнивший еще Кромвеля и переживший со времени восстановления монархии шесть королей, первую свою битву этот доблестный служака принял без малого век назад, когда Джеймс Грэм, герцог Монтроуз, повел собранную им армию горцев на защиту католической династии. В 1689 году, когда Англия посмела пригласить на престол немца Ганновера, Ферчар снова встал под ружье на стороне Стюартов. В потерпевшем, увы, поражение восстании 1715 года Фаркарсон снова был на первых ролях. Кое-кто называл Ферчара дьяволом во плоти, но для Энни он был просто добрым, любящим дедушкой, честным старым воякой, который свято верил, что не умрет до тех пор, пока не увидит свою Шотландию свободной.
Ферчар еще больше уверился в этом, когда в середине июля 1745 года на Гебридских островах высадился принц Чарльз Эдвард Стюарт, бежавший из Франции с твердым намерением вернуть английский и шотландский престол, некогда отнятый у его отца. В августе принц поднял в Гленфиннане знамя Стюартов и провозгласил себя регентом. К ужасу уверенных в своей непобедимости англичан, Карлу Эдуарду удалось захватить Эдинбург и наголову разбить своих противников под Престонпаном. Окрыленный победами, принц, укрепив свои позиции в Шотландии, направился во главе отчаянных горцев в самое сердце старушки Англии. Когда мятежному Стюарту удалось без особого труда дойти до Дерби — а это всего в полутораста милях от Лондона, — перепуганный не на шутку английский самодержец погрузил свои пожитки на корабли, приготовившись в любую минуту покинуть порт.
Как и все добивавшиеся независимости шотландцы, Ферчар воспринял сообщения о победах принца с огромным воодушевлением. Словно помолодев на целый век, старик готов был в любой момент взяться за оружие, несмотря на то что это серьезно осложнило бы отношения всего клана Фаркарсонов с недавно породнившимся с ними Ангусом Моу — главой клана Макинтошей.
Тот факт, что муж его внучки не повел своих людей на подмогу принцу, а, напротив, оказался одним из двенадцати влиятельных племенных вождей, принявших важные посты в правительственной армии, Ферчар воспринял как личное оскорбление, тем более что это было сделано в тот момент, когда принц был близок к победе. Сам же Ферчар оставался одним из наиболее непреклонных сторонников мятежного Стюарта, и за его голову уже была назначена немалая сумма — как и за головы всех трех кузенов Энни.
Рано потеряв мать, большую часть своей юности Энни провела в суровом обществе Роберта, Эниаса и Джеймса Фаркарсонов. Несмотря на то что Бог отнюдь не обделил Ферчара потомством (десять детей, восемьдесят шесть внуков, а правнуков и вовсе не сосчитать), лишь Энни и вышеупомянутая троица были для старика по-настоящему дороги. На них Ферчар возлагал не только свои личные надежды, но и неотделимые для него от личных надежды всей Шотландии. Гордые, как орлы, бесстрашные, как львы, умные, неприхотливые, эти четверо боролись бы за дело Стюартов до последнего вздоха.
С первого дня восстания Роберт, Эниас и Джеймс сразу же присоединились к своему деду, скрывавшемуся в тайном убежище в горах. Не раз, рискуя жизнью, братья совершали походы из Инвернесса в Абердин, из Абердина в Арисэйг, поддерживая связь между кланами и информируя друзей о том, что происходит к югу от шотландской границы. Именно они сообщили горцам о блестящей победе шотландцев над войсками генерала сэра Джона Коупа под Престонпаном, о продвижении принца на юг Англии, о падении Каролайла, Манчестера и, наконец, Дерби.
Энни не раздумывая присоединилась к братьям. Ничто не могло помешать этому решению — ни то, что она женщина, ни то, что ее муж перешел на сторону врага. Энни всегда была ближе к своим кузенам, чем три другие сестры — глупейшие существа, способные лишь штопать мужьям носки и нянчить детей. От кузенов Энни сумела научиться тому, чем не каждый мужчина может похвастаться — скакать на коне словно ветер, выслеживать зверя на охоте, стрелять из лука и ружья. Она могла не моргнув глазом послать дротик в самое «яблочко», а если было настроение, опустошить одним махом пинту крепчайшего эля. Когда Ангус категорически запретил ей общаться с «мятежной» родней, а сам, облачившись в форму королевских войск, повел отряд в четыреста человек в Ганновер поддерживать «законную власть», Энни просто взбесилась от злобы.
Она поежилась в седле, представив, как взбешен будет ее муж, случись ему узнать об этой поездке жены. Свой запрет Ангус мотивировал тем, что слухи о связи Энни с бунтовщиками быстро дойдут до ушей Дункана Фобса, лорда-президента Высшего суда по гражданским делам. Но пытаться запретить Энни Фаркарсон общаться с родней — все равно что запрещать птице летать. Ангус так и не понял, что роль светской дамы, шелка, кринолины для его жены лишь маска, позволяющая ей скрыть свое подлинное лицо. В глубине души Рыжая Энни, как звали ее свои, оставалась все той же необузданной дикаркой, для которой родство крови всегда было сильнее брачных уз.
Мысль о браке никогда не вызывала в сердце Энни священного трепета — с ранних лет она привыкла смотреть на предстоящее замужество как на неизбежное зло. Но и в страшном сне ей не могло привидеться, что судьба уготовит ей стать законной супругой владельца Моу-Холла. Еще пять лет назад Энни рассмеялась бы в лицо любому, осмелившемуся так подшутить над ней.
Впрочем, думала она, Ангус и сам отреагировал бы точно так же. Да, Ангус родился в Шотландии, но образование получил в Лондоне, к тому же объездил чуть ли не весь мир и в сокровенных мечтах наверняка прочил себе куда более блестящее будущее. Вряд ли ему хотелось возвращаться на родину и становиться главой клана. Не говоря уже о помолвке, заключенной его родителями тогда, когда сам Ангус пешком под стол ходил…
Перед замужеством за Энни увивались сразу два кавалера, один достойнее другого, и она мучилась, не зная, кому из них отдать предпочтение… Но судьба в лице Ферчара распорядилась иначе. Любые доводы — что Ангус на двенадцать лет ее старше, что он всего лишь четвертый сын в семье — отскакивали от старика как от стенки горох. Главным аргументом было для Ферчара то, что этот брак — блестящий шанс породнить два могущественных клана. Не важно, что Лахлан, отец Ангуса, заключая в свое время эту помолвку, в глубине души, возможно, надеялся, что девчонка умрет еще в детстве.
Кто тогда мог предсказать скоропостижную кончину самого Лахлана и последовавшие за ней смерти троих его старших отпрысков, очевидно, заразившихся чем-то друг от друга? Все богатство и чины отца (не такое уж завидное наследство, если подумать о том, какую ответственность берет на себя человек, становящийся во главе клана!) в одночасье свалились на плечи Ангуса, который в сей скорбный момент жил себе где-то во Франции и ни о чем не подозревал. Ангус был так далек от всего этого, что ему потребовалось как минимум месяца четыре, чтобы сжиться наконец с новой ролью.
