Это, и вправду, был пик клоунады.
Смех, а вернее, настоящий хохот вызывало все. И их нелепая поза, и ее вытаращенные намазюканные глазенки, и его жалкая идиотская ухмылка, и главное: разительный контраст того, от чего я минут двадцать назад ушла, с тем, что сейчас торчало передо мной.
Контраст просторной, со вкусом обставленной спальни моего красавца-хахаля с нашей убогой, захламленной квартиркой; контраст загорелого, налитого упругой силой тела моего мужика с брюшком и вялым отростком, всегда опадавшим (уж я-то знала!) от любого незапланированного скрипа нашей койки,
(чего уж там говорить про незапланированное появление благоверной…)
моего мужа; контраст этой потасканной шлюшки с уже опавшими грудками с хохочущей рыжей бабой,
(рыжей, если угодно, блядью, но… Настоящей блядью, а не жалкой подделкой…)
отражавшейся в нашем дешевеньком трюмо у разложенного старенького дивана; контраст широкого двуспального «аэродрома», с которого я соскочила пол часа назад, с этим стареньким польским диваном — нашим семейным ложем любви…
И когда шлюшка, впопыхах одевшись, убралась, и он, тоже прикрыв свои причиндалы трусами и старым халатом,
(еще одни контраст — час назад я с наслаждением заворачивалась в роскошный махровый халат с капюшоном, испытывая удовольствие и от мягкой шероховатой ткани, и от уверенности, что сейчас эту ткань с меня сдернут, и то, что сейчас ласкают прикосновения ткани, будут ласкать сильные ладони и твердые, резко очерченные мужские губы…)
в третий раз тупо спросил, почему я так веселюсь, я честно, откровенно и со всеми подробностями рассказала ему, почему.
Рассказывая, я отвернулась от него, и сообщив напоследок, что сегодня мой красавец трахнул меня не только в койке, но и в ванной, двинулась к двери и… Услыхала за собой шумное сопение, а потом потные ладони моего муженька больно сдавили мне плечи возле самой шеи и в ушах раздалось сдавленное шипение:
— Кур-рва рыжая!.. (Получилось: рыш-шая…)
Моя правая рука вдруг сама согнулась в локте, двинулась вперед и вверх,
(я не делала это сознательно… Не делала!..)
мой торс — то, что мужики называют у баб «станком», — слегка выгнулся дугой влево, и…
Какая-то чужая, посторонняя сила швырнула согнутую правую руку вниз и назад. Я ничего не чувствовала в тот момент — мозг не отдавал никаких команд, не посылал никаких разрядиков в мышцы, и мышцы руки не напрягались, хотя… Я не знаю — я действительно ничего не чувствовала, просто…
Просто руки, больно давившие на мои плечи, вдруг обмякли, сзади раздался странный приглушенный звук, и когда я медленно обернулась, то увидела, что мой благоверный с какой-то лиловато-серой физиономией прижимает ладони к животу и судорожно пытается втянуть в себя воздух через раскрытый рот. Но у него это не получалось, потому что… Потому что — я только сейчас, повернувшись и глядя на него, поняла, — мгновенье назад, я правым локтем въехала ему в почти незащищенное мышцами
(Пресс надо было качать по утрам, а не тянуться, едва продрав глаза, за сигаретой… Пресс качать — хоть на ковре, хоть на мне…)
солнечное сплетение.
Я никогда не относилась к категории слабеньких, изнеженных дамочек, но… Хоть мой муженек был не из тренированных атлетов, он все-таки был мужиком, и двигай моей рукой я сама, мне вряд ли удалось бы привести его в такое состояние. Типа нестояния. На согнутых вздрагивающих ногах,
(Почему, интересно, он в носках?.. Он что, и трахался, не снимая их?..)
неуверенно делавших маленькие шажки назад, пока он не бухнулся на кровать, не откинулся навзничь, подтянув ноги к краю кровати и по-прежнему судорожно ловя воздух раскрытым ртом.
Вдруг моя правая рука… Я неожиданно снова почувствовала ее — почувствовала внезапную ноющую боль в плечевом суставе и ниже, в мышцах, какая бывала у меня (довольно часто) от таскания тяжелой хозяйственной сумки. Боль перетружденных мышц, вынесших слишком большую нагрузку, и… Я вдруг испугалась. Потому что неожиданно поняла… Вернее мне показалось, или… Словом, я знала: если бы то, что двинуло моей правой рукой, включилось на полную мощность, мой локоть пробил бы его брюхо, как тонкую пленочку, и легко раздробив позвонки, выскочил бы с другой стороны.
Что-то заставило мою руку совершить действие, на которое она не была рассчитана, но ныла она сейчас не от той силы, которая привела ее в движение,
(сначала медленно — вперед и вверх, а потом резко — вниз и назад…)
а от той, что сдерживало это движение… Сдерживало эту силу. Держало ее под контролем.
Расширенными глазами я уставилась на свою руку, и то ли от напряжения, то ли еще от чего-то, картинка стала как-то расплываться, выходить из фокуса, а потом наоборот, стала слишком четкой — такой четкой, что я могла разглядеть каждую пору на коже руки, каждый малюсенький… Это не было увеличением или приближением, как при взгляде через лупу или в бинокль, это… Словно включилось какое-то другое зрение, словно глаза стали видеть как-то иначе, не по…
Зажмурившись, я легонько тряхнула головой, и это другое исчезло. Растаяло. А вместе с ним растаял и страх.
Я присела на краешек нашей койки — разложенного дивана, — положила руку ему на ляжку и стала легонько гладить его ногу, нажимая на нее все сильнее и сильнее — постепенно заставляя его разогнуть колени и расслабиться. Наконец он умудрился как следует вздохнуть. Я скользнула взглядом по его животу, груди и выше — к лицу постепенно приливала краска, оно уже не было таким мертвенно серым, хотя еще и не стало нормальным. Но скоро станет. И может даже у него встанет… Мне совершенно не хотелось трахаться, тем более с ним, тем более сейчас, когда после своей шлюшки и моего локтя он лишь заведет, раздразнит меня и оставит почти ни с чем,
(конечно, я умею кончать и почти ни от чего, но на кой черт мне сейчас такие вымученные оргазмы — после тех?.. От которых матка еще слабо гудит, словно сыто мурлыкающая кошка…)
но… Если хочешь успокоить мужика и избавить себя от тупых и бессмысленных выяснений отношений, возьми его… В смысле, дай… То есть, возьми, но так, чтобы для него это было вроде, как ты — даешь…
Я прилегла на диван рядом с ним, и пока моя левая рука быстренько расстегивала блузку, правая, гладившая его ногу возле колена, двинулась выше… Он раскрыл было рот, наверняка собравшись выплеснуть какое-нибудь занудство, желая продолжать бессмысленную разборку — то есть стараться как-то обидеть, оскорбить меня и тем самым хоть чуть-чуть потешить свое ушибленное (со всех сторон) самолюбие, но я резко дернулась все телом вверх (блузка расстегнута, лифчики нам ни к чему) и закрыла ему рот… В старых любовных романах обычно это звучит: «закрыла рот горячим поцелуем», — но то — в романах, и притом — в старых. А я лично закрыла тем, что покамест не нуждалось в лифчиках.
