Я отреагировала иначе. Негодующе закатила глаза и выключилателевизор.
Я смеялась над ними, над Селиной, их претенциозностью.
И в отместку они сделали меня такой же.
Разве судьба не злодейка?
А теперь они отсылают меня домой, но совсем в другом виде.Мало того что они изменили мою сущность, они еще изменили мой внешний вид:отмыли от крови, сорвали привычную одежду и нарядили по своему образу иподобию.
Они убили меня. Они воскресили меня. Они меня переделали.
Зерно недоверия к тем, кто это со мной сделал, пустилокорни.
У меня все еще кружилась голова, когда лимузин остановилсяна окраине Уикер-парка перед домом из бурого известняка, где я жила вместе сМэллори. Нельзя сказать, чтобы я была сонной, но движения стали неуверенными, амозг словно затянут пеленой, сквозь которую было очень трудно пробиться.Возможно, это наркотики или последствия превращения.
На крыльце стояла Мэллори, и свет уличного фонаряпоблескивал в ее голубоватых волосах. Она казалась встревоженной, но, похоже,ожидала моего приезда. Мэллори вышла во фланелевой пижаме итапочках-обезьянках. Я поняла, что уже очень поздно.
Дверца лимузина открылась, и я перевела взгляд с дома навозникшее передо мной лицо мужчины в черной форме и кепке.
— Мэм?
Он вопросительно взглянул на меня и протянул руку.
Вложив пальцы в его ладонь, я выбралась на тротуар, слегкапокачиваясь на высоких шпильках. Я редко носила каблуки, предпочитая тенниски.В университете не предъявляли строгих требований к одежде.
Раздался щелчок автомобильной дверцы. Через пару секундкто-то взял меня за локоть. Мой взгляд скользнул по бледной худощавой руке иуперся в поблескивающие линзы очков. Женщина, державшая меня за руку, а доэтого, видимо, сидевшая на переднем сиденье, улыбнулась:
— Привет, милая. Вот мы и дома. Я помогу тебе войти, имы немного поговорим.
Головокружение сделало меня уступчивой, да и причин длявозражений не нашлось, так что я просто кивнула женщине, которой на вид былооколо пятидесяти лет. Ее седые, отливавшие сталью волосы были подстрижены впрактичный ершик, костюм плотно облегал стройную фигуру, и от всего обликавеяло профессиональной самоуверенностью.
Мы шагнули на дорожку, ведущую к дому, и Мэллори неуверенноспустилась на одну ступеньку, потом на вторую.
— Мерит?
Женщина похлопала меня по спине:
— С ней все будет хорошо, милая. Просто пока у неенемного кружится голова. Меня зовут Элен. А ты, должно быть, Мэллори?
Мэллори кивнула, не сводя с меня взгляда.
— Прекрасный дом. Мы можем войти?
Мэллори снова кивнула и поднялась по ступеням. Я шагнула заней, но рука женщины меня остановила.
— Тебя называют Мерит? Но это же твоя фамилия, верно?
Я молча кивнула.
Женщина снисходительно улыбнулась:
— Новообращенные пользуются только именами. Но еслиМерит тебя устраивает, пусть остается твоим именем. Употребление фамилийпозволяется только мастерам Домов. Это одно из правил, которое тебе необходимозапомнить. — Она наклонилась ко мне с заговорщицким видом. — Анарушение правил считается неприличным.
Это мягкое предостережение, словно луч прожектора, выхватилоиз темноты частичку моих воспоминаний.
— Кое-кто счел бы неприличным превращение человека ввампира без его согласия.
Появившаяся на губах Элен улыбка не затронула ее глаз.
— Тебя обратили в вампира ради спасения жизни, Мерит.Согласие на это не требовалось. — Она обернулась к Мэллори. — Ей непомешает стакан воды. Я вас ненадолго оставлю наедине.
Мэллори кивнула, и Элен, держа в руке видавшую виды кожануюсумку, прошла мимо нее в дом. Я самостоятельно преодолела оставшиеся ступени иостановилась перед Мэллори. Ее голубые глаза налились слезами, ангельский ротикскривился от страдальческой улыбки. Она обладала классической красотой и потомумогла себе позволить подкрашивать волосы в разные оттенки синего. Мэллориутверждала, что это ее способ самовыражения. Вид при этом получался довольнонеобычный, но весьма привлекательный, особенно для творческой натуры.
— Ты… — Она тряхнула головой. — Уже три дняпрошло. Я не знала, где ты. И позвонила твоим родителям, сказала, что ты неприходишь домой. А твой папа, оказывается, уже был в курсе. Он сказал, чтобы яне обращалась в полицию. Будто ему кто-то позвонил и сообщил, что на тебянапали, но все обошлось. Что ты выздоравливаешь. Ему пообещали, что, как толькоты поправишься, тебя отпустят домой. Мне позвонили несколько минут назад исказали, что ты возвращаешься. — Она крепко обняла меня. — Я тебясама поколотила бы за то, что ты не позвонила. — Мэл отодвинулась иокинула меня оценивающим взглядом. — Они сказали, что ты изменилась.
Я кивнула, и слезы чуть не брызнули из глаз.
— Значит, ты вампир? — спросила она.
— Похоже. Я только что очнулась… Не знаю.
— Ты ощущаешь какие-то изменения?
— Я двигаюсь очень медленно.
Мэллори понимающе кивнула:
— Вероятно, это последствие обращения. Говорят, чтотакое случается. Но это пройдет. — Мэллори можно было верить, она следилаза всеми упоминаниями о вампирах. Затем она неуверенно улыбнулась. — Новедь ты все равно осталась Мерит, верно?
Я ощутила какое-то непонятное слабое покалывание, словно отмоей лучшей подруги и соседки распространялись какие-то электрические искры. Ноне обратила на это внимания, списав на свою слабость и головокружение.
— Это все еще я.
И я сама на это очень надеялась.
Дом, где мы жили, достался Мэллори по наследству отдвоюродной тетки. Родители Мэллори погибли в автомобильной катастрофе, когдаона была еще совсем маленькой, и дом вместе со всем содержимым — от дешевыхковриков на деревянных полах до антикварной мебели, картин, цветочных горшков —достался ей. Дом нельзя было назвать шикарным особняком, но все же это был дом,и в нем пахло как в настоящем старинном доме — лимонной пастой для натиркиполов, печеньем и пыльным уютом. Запах был таким же, как и три дня назад, но яотметила, что он стал более насыщенным.
Обостренное чутье вампира?
Мы вошли в гостиную. Элен, скрестив ноги в лодыжках, сиделана краешке полосатого дивана, на кофейном столике перед ней стоял стакан воды.
— Входите, леди. Присаживайтесь.
Она похлопала рукой по дивану. Мы с Мэллори обменялисьвзглядами и расселись. Я устроилась на диване рядом с Элен, а Мэллориопустилась на такую же полосатую кушетку напротив. Элен протянула мне стакан сводой. Я поднесла его к губам, но вдруг остановилась.
