Элина впервые увидела Бернарда в середине сентября, когда приступила к работе в поместье Геснеров. Вероятно, слово «увидела» было не совсем верным. Когда ее представили Бернарду, он еле кивнул ей. Первое впечатление, которое она вынесла о нем, — высокомерный сноб, привыкший не замечать людей, стоявших ниже его на социальной лестнице, особенно тех, кто работал по найму.
Лишь много позже она стала догадываться, что он умышленно старался держаться от нее на безопасной дистанции. Так ей подсказывало ее женское чутье. Правда, несмотря на кажущееся равнодушие, Элина несколько раз замечала, что он тайком наблюдал за ней, искал ее глазами, когда она работала в отдаленном углу поместья.
Высокий, властный, с удивительными глазами, в зависимости от настроения менявшими свой цвет — от густо-зеленого до прозрачно-изумрудного, — он был из тех мужчин, от которых трудно оторвать взгляд. В ее воображении он рисовался неотразимым и одновременно жутко неприступным. Никогда нельзя было понять, что происходит в его голове. Своей невозмутимостью Бернард напоминал ей египетского сфинкса. Он продолжал оставаться для нее загадкой, хоть втайне Элина была им очарована, вплоть до этой минуты, когда трагедия, происшедшая с его невестой, потрясла его, открыв в нем существование обычных человеческих чувств.
— Сильвия была как ребенок, — проговорил он, шагая взад и вперед по скрипучему полу. — Если бы она сказала мне, что собирается отправиться вместе с вами, я бы сделал все возможное, чтобы отговорить ее. А если бы мне этого не удалось, попросил бы вас не спускать с нее глаз. Почему вы взяли ее с собой на острова?
— Это произошло совсем неожиданно, — ответила Элина. — Обычно я провожу отпуск со своей подругой Филлис. Однако за три дня до отъезда она слегла с ветрянкой. Я поделилась своей досадой с Сильвией, и она тут же предложила купить билет, который приобрела Филлис. У меня не было причин возражать. Кроме того, Филлис не смогла заранее сообщить авиакомпании об отказе и теряла таким образом кучу денег.
Глаза Бернарда вновь источали презрение.
— Иными словами, — саркастически заметил он, — Сильвия вовремя подвернулась вам под руку, чтобы избавить вашу знакомую от финансовых потерь. Знаете, мисс Таннер, я потрясен таким цинизмом. Оказывается, у вас нет сердца!
— Поймите, мистер Дэниел, отпуск предоставляется мне по графику, и, в отличие от Сильвии, я не могу пользоваться им когда вздумается. Она хорошо это знала. Если вы предпочитаете по-своему истолковывать мои действия, то мне трудно возражать вам.
— Я и не собираюсь принимать в расчет ваши возражения.
О, даже если бы он и снизошел до этого, вряд ли они поколебали бы его недоверие.
— Мне нечего вам сказать, — грустно заметила она, понимая, что все ее слова будут восприняты им как ложь. — По-вашему, во всем виновата я. Больше того, я почти уверена, что вы, мистер Дэниел, никогда не питали ко мне никаких симпатий. Признаться, я ожидала, что вы будете вести себя именно так, а потому воспринимаю ваши обвинения как должное. Мне трудно заставить вас переменить отношение ко мне. — Помолчав, Элина добавила: — Вы намеревались соединиться с Сильвией на всю жизнь. Не знаю точно, по мне почему-то кажется, что в минувшую среду она именно из-за этого вела себя так безрассудно.
Независимо от времени года цвет кожи Бернарда всегда оставался золотистым, но от слов Элины он вдруг побледнел, словно ему стало плохо. Перепугавшись, девушка уставилась на него. Их взгляды встретились. Явно, этому человеку было больно. Что же все-таки произошло? Почему ей тоже стало не по себе?
Она знала, с самого первого дня знала, что боится его. Однако никогда не пыталась разобраться, чем это вызвано. Достаточно было и того, что с первого раза, стоило ей увидеть Бернарда, ее охватило непонятное чувство голодного влечения к нему. И, как бы инстинктивно защищаясь от этого чувства, она стала испытывать к нему неприязнь. До нынешней встречи, когда от его холодного высокомерия не осталось и следа, это помогало.
Накаленную обстановку разрядил телефонный звонок. Элина с облегчением отвернулась от Бернарда и взялась за телефонную трубку.
Секунду послушав, она тихо что-то пробормотала и положила трубку.
— Это шеф полиции, — сказала она. — Он в вестибюле гостиницы и хотел бы поговорить с нами.
— Почему с нами, а не со мной? Если вы не причастны ко всему этому, как утверждаете, то о чем он будет говорить с вами?
Она пожала плечами, вызывая в себе прежнее чувство антипатии к нему. При столь пренебрежительном отношении к ней Бернарда это было легко сделать.
— Вы уж сами спросите у него. Я не знаю, какие правила существуют в полиции.
Ей было противно произносить эти слова, поскольку к гибели молодой женщины Элина Таннер не имела никакого отношения.
К сожалению, это служило слабым утешением. Ведь опять придется вернуться к вечеру той среды, когда была обнаружена разбитая в куски яхта и возникло предположение, что с Сильвией Геснер случилось несчастье. В принципе, Элина умела держать себя в руках, но это известие парализовало ее, она чуть не впала в истерику. И только успокоительное, которое она приняла по настоянию врача, позволило снять стресс.
Сжав свои чувственные губы, Бернард широко распахнул перед ней дверь и с подчеркнутой любезностью предложил пройти в холл.
— Негоже заставлять ждать должностное лицо, мисс Таннер. Я уверен, что у вас были более интересные планы на этот день, нежели тратить время на обсуждение всяких пустяков, связанных со смертью Сильвии.
Он страдает, подумала про себя Элина. Нужно помнить, что ей следует избегать каких-либо двусмысленностей и не обращать внимания на его попытки вывести ее из равновесия. Выпрямившись, высоко подняв голову, она проследовала в вестибюль. Ее полосатая бело-синяя юбка вызывающе колыхалась вокруг икр, скрывая колени от посторонних глаз, но белая блузка с глубоким вырезом на груди вызывала в ней ощущение собственной обнаженности. Она чувствовала на себе взгляд Бернарда, ощупывающего и оценивающего ее голые плечи.
Она раньше него подошла к лестнице, но он поспешил взять ее за локоть. Холодок от прикосновения его руки свидетельствовал лишь о вежливом намерении поддержать ее при спуске. Элина была довольно высокой, но рядом с ним казалась себе коротышкой. Маленькой и робкой, как ребенок, идущий со своим дядюшкой-великаном. Она старалась не подать вида, что чувствует себя какой-то приниженной. На этот раз он воздерживался от унизительных замечаний и упреков в ее адрес. А она и вовсе не имела намерения вступать с ним в спор ни сейчас, ни в будущем.
В самом дальнем конце вестибюля сидел шеф полиции Сент-Юлиана. На нем были безупречно белые брюки, называемые здесь бермудами, и белая рубашка с короткими рукавами. Под мышкой он держал пробковый шлем. Полицейский встал и первым сделал шаг навстречу.
— Комиссар Лепле к вашим услугам, месье. Мне очень жаль приветствовать вас на нашем острове при столь печальных обстоятельствах.
