— Думаете, этот тот случай? — удивился я. Наивность его граничила с хамством.
— Мне сказали, что вам это может быть интересно.
— Общие знакомые?
— Вы получите треть выигрыша. Это двадцать тысяч.
— Во-первых, не треть, а половину. — Я с насмешкой в упор разглядывал его.
Он громко сглотнул слюну. Решив, что торгуюсь, кивнул:
— Я согласен. — И спросил: — А во-вторых?
— Во-вторых, играть не буду.
— Но почему? — Он взирал на меня с мольбой. — Тридцать тысяч… В вашем положении вам нужны деньги…
— Мое положение — мое личное дело, — сердито оборвал я. — Меньше слушайте наших общих знакомых.
Он испуганно втянул голову в плечи. Мне стало его жалко.
— Все, что могу для вас сделать, это дать совет. Взгляд его озарился надеждой.
— Не играйте больше, — сказал я.
Надежда угасла.
Я открыл дверцу.
Он не спешил выходить. Долго держал паузу. Потом заговорил. Не жалобно, даже не оправдываясь. Объясняя:
— Представляю, что вы подумали обо мне. Думаете, я сам себе не противен?… Это, конечно, глупость, что пришел к вам. Но что оставалось делать? Я потеряю ее. Она привыкла к другой жизни.
Что я мог на это сказать?
И он замолчал. Думал о чем-то своем с обреченным видом.
Мне вдруг стало по-настоящему жаль его. Похоже, нормальный мужик. Несмотря на «мерc» и отсутствие морщин. Но влип он серьезно. Влип не с игрой — со своей бабенкой. Где такие ловкачки берутся, как умудряются? Это в нынешнее-то время, когда столько умниц-красавиц, желающих боготворить мужчину за прожиточный минимум.
Конечно, чаще приходилось раздражаться мужиками, скупающими нежность и смирение оптом и за бесценок.
Но ситуация, приключившаяся с гладколицым, — не первая, с которой довелось столкнуться за последнее время.
Взять того же Борьку, друга юности, удачливого коммерсанта. Вот уже год, как тот превратился в экономический придаток прелестной проходимки-любовницы.
Именно из его опыта я знал, что толстяку уже не поможешь. Единственное, что надо бы сделать в его положении — отказаться от женщины, — ему не под силу.
Вдалбливать, что произошедшее — даже к лучшему, что оно выявит, кто есть кто, занятие пустое. Он и сам все понимает. Но центр управления его отношениями с этой ловкачкой находится где угодно, но только не в его голове. Похоже, вообще вне его.
Я невзлюбил эту дамочку. Не то чтобы возненавидел, но неприязнь почувствовал. За последнее время способные на такое в моем окружении не числились. Мне даже было занятно — нарваться на такую. Вернее, пронаблюдать, как такая нарвется на меня. Конечно, я для них не объект для разработки, но, думаю, это не единственная причина, из-за которой дамочки такого сорта обходят меня стороной. Знают, заразы, где копать. Где и найти можно, и грунт податливый.
Толстяка было жаль. Странно только, что потеря шестидесяти тысяч для него нокаутирующий удар.
— Не играйте, — повторил я. — Толку не будет.
— А что делать? — почти равнодушно спросил он.
— Я знаю… Что вы делали до этого?
— У меня больше ничего нет, — пооткровенничал он. — Только эта машина и дача.
— И квартира, — напомнил я.
— Две, — вспомнил он.
«Бедняга, — подумал я. — По миру пустили».
Словно отвечая мне, он сообщил:
— Она ко всему этому привыкла.
— Кто она вам, жена? — с усмешкой удивился я.
— Жена, — печально подтвердил толстяк.
Это меняло дело. Шансов выбраться из передряги без серьезных потерь не было вообще.
— Играть не буду, — подвел я итог.
Толстяк равнодушно протянул мне мягкую ладонь и открыл дверцу.
Удаляясь, я услышал, как зашелестел двигатель его «Мерседеса». Подумал о том, что стоило бы расспросить потерпевшего, как он влез в игру, что из себя представляет этот Котя, где и во что играли. Из любопытства. Но тут же решил, что правильно сделал, не расспросив. Зачем было обнадеживать мужика.
И интересно, что это за общие знакомые? Они слишком хорошо осведомлены на мой счет, если знают даже то, что на лечение Ольги мне нужны именно тридцать тысяч долларов.
ГЛАВА 3В «Турист» я ехал без надежды на успех. Понимал: меня наверняка даже не впустят в номер. Впрочем, был слабенький шанс. Если этот Котя окажется тем, за кого я его принял. И если он на старости лет поднабрался порядочности.
Ехал потому, что в моем положении нельзя было разбрасываться даже несуществующими шансами. И к тому же хотелось глянуть, как нынче работают.
Некоторые из бывших дружков при встрече плакались, что работать стало тяжело. Серьезное прикрытие держать накладно, а без него — нельзя. Убивают нашего брата почем зря. Не только когда на трюках ловят, а и просто от нежелания платить.
— Раньше не то что морду били — на х… посылали реже, чем сейчас убивают, — жаловался один.
Хотелось глянуть на антураж, на то, как будут «разводить». Пройтись по памятным местам.
Швейцар меня узнал, горничная — тоже. Столько лет, можно сказать, зарплату получали. Горничная еще и сообщила, улыбнувшись:
— Тысяча десятый. — Значит, до сих пор на зарплате, и мое картежное прошлое для них имеет большее значение, чем телевизионное настоящее. Если вообще телевизор смотрят.
Дверь номера открыл излишне ужасный бугай в зеленом свитере, на котором было написано: «Воу». Этот — не игрок. Похоже, из прикрытия. А вот и специалист. Котя оказался тем самым.
Меня поразил испуг, который промелькнул в глазах бывшего коллеги. Ужас даже. Котя во все глаза смотрел и на меня, и мне за спину. Увидев, что дверь закрылась и вошел я один, катала обрел дар речи.
— Ага, — возвращая имидж рубахи-парня, обрадовался он. — Наши люди! Так я и думал.
Не выходя из-за стола, распахнул мне объятия.
Жертва Шрагин уже не рассчитывал на меня. Растерянно пялился, молчал. Его гладкое, как бильярдный шар, лицо блестело от пота.
Стол был куце замусорен стодолларовыми купюрами, рассыпанной колодой.
Видя, что я не спешу прильнуть к его груди, специалист Котя согласно кивнул, предложил Шрагину:
— Ну-ка, молодой человек, уступите место фраеру репортеру. — Он нетрезво засмеялся. — Хотя… — он поучающе задрал палец, — будет лучше, если у вас прихватит живот и приятель обдерет меня, пока вы перекурите на унитазе. Так? — Это он уточнил у меня.
— Гони пятьсот баксов, — сказал я, усаживаясь. Котя послушно бросил на стол пять сотенных.
