Закончив завтрак и встав из-за стола, миссис Оливернаправилась в гостиную, где подавали кофе. Там ее ожидала знакомая ситуация, вкоторой она всякий раз тушевалась. Ее окружали поклонницы ее таланта и, льстивозаглядывая в глаза, до небес превозносили ее сочинения. Во время этих бесед оначувствовала себя иностранкой, не знающей языка и держащей в руках разговорник.
Вопрос. Я не могу вам выразить, как мне нравятся ваши книги!
Ответ взволнованной писательницы. Как это мило с вашейстороны! Я очень рада!
Вопрос. Я так мечтала познакомиться с вами и сказать вамэто!
Ответ. Это так великодушно с вашей стороны!
Миссис Оливер в таких случаях чувствовала себя как быопутанной паутиной и была сама себе противна, хотя знала, что другие писателиобожают такого рода беседы.
Однажды за границей ее иностранная подруга Альбертина,понаблюдав за миссис Оливер в подобной ситуации, сказала:
— Дорогая! Какую чушь вы мололи, давая интервью этомумолодому репортеру. У вас ни на грош нет гордости. А это непременное условие ввашем деле. Вы должны были сказать ему: да, я пишу прекрасно! Я пишу для всех,кто занимается детективной темой.
— Но это не так, — заметила миссис Оливер. — Я пишу неплохо,но я не желаю слушать такие глупости.
— Вы пишете лучше всех, уверяю вас!
— Милая Альбертина, — попросила миссис Оливер, — а нельзясделать так, чтобы вместо меня интервью журналистам давали вы. Притворитесь,что вы — это я. А я подслушаю под дверью.
— Я бы сделала это великолепно, но, к сожалению, они знаютвас в лицо. Поэтому вы сами должны говорить, что пишете лучше всех. Простоужасно смотреть и слушать ваш какой-то извиняющийся тон!
Но несмотря на советы и поучения Альбертины, миссис Оливерпродолжала извиняющимся тоном благодарить своих поклонниц и бормотать: «Это такмило с вашей стороны».
Войдя в гостиную, миссис Оливер огляделась, отыскиваязнакомых. Первой она увидела Морин Грант, которая нравилась ей. Она было хотеланаправиться к ней, но путь преградила высокая полная женщина. Миссис Оливеробратила внимание на ее слишком крупные зубы. «Не зубы, — подумала онавскользь, — а просто какая-то челюсть».
— О, миссис Оливер! — воскликнула женщина. Голос у нее былвысокий и резкий. — Как приятно, что я вас встретила здесь. Я давно мечтаю обэтом. Я в полном восторге от ваших книг. И мой сын тоже. А мой муж, есликуда-нибудь едет, обязательно берет в дорогу вашу книгу. А иногда и две.Давайте присядем на этот диван. Мне так необходимо с вами поговорить.
«Эта дама не того типа, что мне нравится, — подумала миссисОливер, усаживаясь. — Но что делать!»
Дама налила кофе миссис Оливер, поставила чашку на стоявшийперед ней столик, наполнила свою.
— Благодарю, — пробормотала миссис Оливер.
— Я должна вам представиться, — проговорила толстая дама. —Меня зовут миссис Бертон-Кокс!
— О, да! — как всегда смущаясь, проговорила миссис Оливер,подумав, что где-то слышала это имя — Бертон-Кокс. Интересно, она тоже пишеткниги? О чем только? Это не может быть ни беллетристика, ни юмор, ни детективы.А может быть, она интеллектуалка с политическими наклонностями. Это было бызамечательно. Миссис Бертон-Кокс говорила бы о политике, а миссис Оливер кивалаголовой и время от времени восклицала: «Как интересно»!
— Я полагаю, что вас удивит то, что я хочу вам сказать, —заявила миссис Бертон-Кокс. — Но я читала ваши книги и поняла, что вы оченьотзывчивый человек и прекрасно разбираетесь в людских характерах.
— Я не думаю так… — Миссис Оливер пыталась подобрать слова,чтобы объяснить этой миссис Бертон-Кокс, что не уверена, что можетсоответствовать той высоте, на какую ее собирается вознести новая знакомая.
Миссис Бертон-Кокс положила в чашку с кофе кусочек сахара иначала размешивать с такой силой, точно это была слоновая кость. Такоесравнение пришло в голову миссис Оливер, когда она смотрела на то, что делалаее собеседница, и удивилась: при чем здесь слоновая кость?
— У вас есть крестница, — сообщила миссис Бертон-Кокс. — Еезовут Селия Рейвенскрофт. Не так ли?
— О! — Миссис Оливер была приятно удивлена.
У нее было множество крестниц и крестников, и беседовать оних было много проще, нежели о собственных книгах, хотя, по правде говоря, онавряд ли могла бы сразу всех перечислить. Она была хорошей крестной матерью.Пока дети были маленькими, на каждое Рождество она посылала им игрушки,приглашала к себе их родителей и сама бывала у них в гостях. Когда детипоступали учиться, они нередко гостили у нее во время каникул. А когда имисполнялся двадцать один год и они становились совершеннолетними, крестникиполучали соответствующие подарки и благословение. После этого они женились иливыходили замуж и, как правило, куда-нибудь уезжали, чаще всего за границу.Короче говоря, мало — помалу, но они исчезали из жизни миссис Оливер. Изредкаони приезжали домой, навещали свою крестную, и она от всей души радовалась этимвстречам.
— Селия Рейвенскрофт, — сказала миссис Оливер, припоминаясвою крестницу. — Да, да! Конечно!
Она вспомнила, что она подарила Селии в день крещения: этобыла старинная серебряная цедилочка, изготовленная еще во времена королевыАнны. Очень красивая штука для процеживания молока. Кроме всего, эта маленькаявещичка стоила немалых денег, миссис Оливер полагала, что если у крестницы вбудущем возникнут затруднения, ее всегда можно продать… Королева Анна… 1711год. Насколько проще вспомнить серебряные цедилочки или молочники, чем самихдетей!
— Да, да, — сказала миссис Оливер. — Однако боюсь, я оченьдавно не видела Селию.
— Она весьма импульсивна, — сообщила миссис Бертон-Кокс. —Хотя интеллектуалка, работает в университете, проявляет интерес к политике…Впрочем, нынче вся молодежь интересуется политикой…
— Я не занимаюсь политикой, — торопливо проговорила миссисОливер, которая терпеть не могла политику.
— Это неважно… Очень многие люди говорили мне, что вы добрыи благожелательны к людям… Я уверена, что вы не откажете…
«Может быть, она хочет занять у меня деньги?» — подумаламиссис Оливер. Такое начало разговора, как правило, кончалось просьбой оденьгах.
— Этот вопрос имеет для меня чрезвычайное значение, —говорила между тем миссис Бертон-Кокс. — Я непременно должна все выяснить. Делов том, что Селия собирается выйти замуж за моего сына Десмонда.
— Вот как!
