которых я когда-либо знал. Мужчин, напоминаю я себе. Почти девятнадцать — уже мужчина.
Бенджи приподнимает бровь, и я думаю о том, сколько из того, что я подумал, было сказано вслух?
— Видимо все? Да?
Черт. Я смеюсь.
Вау, сегодня у меня явно эмоциональные качели, да еще и на водочном топливе.
— Точняк. — Бенджи мягко толкает меня своим большим плечом и усмехается. — Никогда не видел тебя пьяным.
Вероятно, для этого есть веская причина, но, хоть убей, прямо сейчас я не могу вспомнить, какая.
Бенджи помогает мне подняться.
— Вот черт, — шепчу я, когда деревья на другой стороне парка наклоняются под очень неестественным углом. — Думаю, что с миром что-то однозначно не так.
С улыбкой качая головой, Бенджи придерживает меня за плечи и осторожно возвращает в вертикальное положение.
Вау, могучий Бенджи. Он, наверное, смог бы и на руках меня нести. Не скажу, что позволил бы. Ну, в смысле, обычно, если кого-то в определенных ситуациях нужно нести на руках, это делаю я, но никак не наоборот. Пьян я или нет, но мне нравятся те прикосновения, что я могу контролировать. Хмурюсь от того, как бессмысленно это прозвучало у меня в голове, учитывая то, как я сейчас повис на Бенджи. Но в любом случае, до сих пор я был исключительно по девочкам. Мальчики для меня — неизведанная территория. Мужчины, добавляю я мысленно, потому что по какой-то причине мне нравится напоминать себе, что Бенджи уже мужчина. И почти всегда, партнерши были младше.
На мгновение я погружаюсь в себя, вспоминая, как приятно чувствовать жар возбуждения любовницы, когда она во время поцелуя обхватывает ногами твою талию, крепко прижимаясь всем телом. Но я одергиваю себя, чувствуя омерзение от того, что думаю лишь о сексе, пренебрегая чувствами. Совсем как мой отец.
«Нет. Я совершенно на него не похож», думаю я с ужасом. «Я просто не могу быть таким как он».
И я понимаю, что секс приятнее, когда задействованы чувства. Но у меня такого не случалось. Потому что никогда не было времени сближаться с кем-либо. Не могу вспомнить, когда в последний раз у меня был секс не по пьяни. Разве это не жалко?
— Хм, тебе грустно из-за этого?
«Серьезно, мозг?»
— Можешь сунуть мне в рот носок или что-то подобное? — раздраженно бросаю я.
Издаю горький смешок, потому что абсолютно не важно из-за чего мне грустно. Я с ужасающей отчетливостью осознаю, что на последние двенадцать месяцев отодвинул в сторону все свои нерешенные проблемы и сфокусировался на работе. Я жертвовал общением с друзьями и любым шансом на нечто большее, нежели просто одноразовый перепих, ради паршивой должности в «Visual». Как же это по-мудацки. Такие как я не заслуживают ничего, кроме пьяной возни, которую и сексом-то сложно назвать.
— Тебе нужно было как-то отвлечься, и ты погрузился в работу. Все нормально, — в голосе Бенджи намного больше понимания и сочувствия, чем я того заслуживаю.
— Нет, не нормально. — Я не просто погрузился в работу, я нахрен сбежал от своей жизни.
Некоторые люди были бы рады тому, что их родители снова вместе. А я все еще не могу с этим свыкнуться.
По телу прокатывается волна тошноты. Я хватаюсь за живот и, закрыв глаза, наклоняюсь слишком близко к лужам. Бенджи присаживается рядом на корточки и медленно гладит под пиджаком мою поясницу. Приятное ощущение. Я позволяю себе сосредоточиться на успокаивающих движениях его большой теплой руки, и вскоре тошнота стихает.
— Не подумай, что я собирался блевать, — бормочу я. Ни за что. Это было бы слишком унизительно.
— Но от этого может стать легче.
— Нет, это мерзко. — А еще я не хочу, чтобы он это видел. Фу, отвратительно.
— Меня таким не смутишь… Давай лучше помогу, окей?
Приятное тепло растекается от моей руке к плечу, когда я осознаю, что снова облокачиваюсь на него. На секунду я замираю, а потом пытаюсь припомнить, когда в последний раз обо мне кто-то заботился подобным образом. Но ничего, абсолютно ни одного воспоминания. Я делаю над собой усилие и отстраняюсь.
Почему младшему брату Джема не все равно? Он должен развлекаться на вечеринке своего брата, а не сидеть тут, под дождем, поглаживая мою чертову спину, пока я пытаюсь справиться со своим желудком и не заблевать тротуар.
— Не стоит быть со мной таким милым, я засранец.
— Это не так.
Бенджи с героическим терпением наблюдает за тем, как я откручиваю у бутылки водки крышку и делаю большой глоток.
— Я начинаю трезветь, — бормочу я. — А ты вряд ли захочешь увидеть меня трезвым, уж поверь.
Должно быть ему неловко видеть, как я упиваюсь жалостью к себе, но отвратительная малиновая водка, кажется отключила во мне чувство стыда. Клянусь, что больше никогда не притронусь к этому пойлу. Но для начала нужно допить эту бутылку.
***
Все вокруг расплывается, и я почти уверен, что моя походка не похожа на человеческую. Скорее я ощущаю себя блестящей мелкой рыбешкой, которую тянет сквозь океан парка безопасное теплое течение с лицом Бенджи. Я мог бы так плыть вечно. Бенджи замедляет шаг и ведет меня по тропинке к двухэтажной вилле, и я слегка подвисаю, когда понимаю, что это студенческое жилье. Викторианский особняк с видом на парк, как этот, должно быть стоит кучу денег. Несмотря на то, что Джем часто приглашал меня в гости, я так ни разу сюда не выбрался.
Не успевает Бенджи постучать, как дверь распахивается и на пороге появляется его старший брат. Одетый в мягкую футболку в стиле олдскульных рейвов и потертые выцветшие обрезанные джинсы, Джем смотрит на нас с Бенджи удивленным взглядом. Он не то, чтобы шокирован, но близок к этому.
— Алфи! Не ожидал, что ты придешь. — Он обнимает меня и крепко сжимает в объятьях, которые длятся намного дольше, чем я того ожидал. У меня ком встает в горле. — Я скучал, дружище и так рад тебя видеть!
— Я тоже по тебе скучал, — бормочу я и пугаюсь от того, насколько слова правдивы.
Мы не общались целый год, хотя когда-то были лучшими друзьями. Становится невыносимо больно осознавать, что именно я в этом виноват. Я отстраняюсь, чувствуя, как внутри все переворачивается.
— Как дела? Выглядишь довольным.
— У меня день рождения, как, по-твоему, я должен выглядеть?
Джем
