водка. Мертвая девочка смотрела внимательно и печально. А платье у нее другое было — светлое, нарядное. Как будто праздничное. Вчера она в красном была, Миша это хорошо запомнил.
— Останови его, — сказала она то ли вслух, то ли в его голове.
— Да кого?! Кого я должен остановить?
— Ты его вчера видел.
Она вздохнула — Миша в ледяном оцепенении увидел, как поднялись и опустились маленькие плечики в белых кружевах. А потом девочка просто исчезла. Как и вчера.
По столу почти неслышно прокатилась и упала бутылка водки. С грохотом разлетелась брызгами стекла и алкоголя. В ноздри ударил резкий запах спирта. Миша, скорчившись, сидел возле стены и тихо скулил, пока по квартире разносились слова про проклятый старый дом.
Отпустило где-то через час. Миша начал вспомнить, кого он вчера видел. Коллеги не в счет. Он на их рожи каждый день смотрел. Да и чего они могут? Только на рабочей кухоньке чаи погонять, кости кому-нибудь перемыть — это про них. Про маньяков, конечно, тоже бывает, что семья до последнего про них не догадывается. Но тут Миша был уверен. Кто еще? Ну был какой-то малолетний дебил на пердящей “приоре”. Чуть не посадил его на капот на пешеходном переходе. Обматерили друг друга и разошлись. В автобусе тоже ничего необычного. Тот же серый пустырь — его привычный маршрут. Остановка, потом съемная квартира в бетонном муравейнике, который последние полтора года назывался домом. Мимо облезлых высоток и кладбища. Когда с женой разошелся и съехал на съемную квартиру, нашел временный вариант, который потом постоянным стал. На все вопросы, как живется с таким соседством, он всегда шутил, что если сдохнет, нести недалеко. У окраин своя атмосфера, здесь одни склады. заброшки и кустарные автосервисы на каждом шагу. Пока не вылезет какой-нибудь свеженький и наскоро сляпанный ЖК с социальным жильем. В рекламе красиво и доступно. В действительности — дорого, с живописным видом на кладбище и уникальным душком обочины жизни.
Прокручивая вчерашний день и фильтруя его на предмет необычностей, Миша вспомнил невысокого мужчину. Он шел с кладбища с большим пакетом в обеих руках. Только это уже совсем вечером было, когда жена за дочерью приехала. Миша вспомнил, что предложил такси вызывать, Нина как всегда решительно отказалась. Что за женщина — то денег дай, то на одном поле срать не сяду. Он пошел только из-за Гели. Дочь попросила проводить. Когда возвращался домой, увидел странного мужика, который что-то тащил с кладбища. Он еще подумал, что, наверное, венок спер. Может, это про него? Больше не про кого. Все остальное никак не выбивалось из обычной серой Мишиной жизни на такой же серой окраине.
Миша наскоро оделся и пошел на улицу. Даже окончательно протрезвел, пока шел по легкому морозцу. На кладбище, конечно же, все уже было закрыто. Попался только местный сторож с таким же алкогольным запахом, как от него самого. Но он никого не видел. За пятисотку начал припоминать — замечал такого пару раз. Венки ворует. Сторож развел руками и вдумчиво сообщил, что жизнь такая. И весь местный бизнес такой же — соберут со старых могил цветы и все остальное, отмоют и заново продают. Ну а что? Дороги, значит, из старых памятников делать можно, а чем они хуже?
Миша не стал слушать пьяную философию — не того ему было. Выругался и вернулся домой. В квартире по-прежнему везде горел свет и пахло водкой. Надо было убраться, но он молча сидел в Гелиной комнате и смотрел на красную машинку. Так и заснул в детской кровати, согнувшись в три погибели.
Когда он разлепил глаза, было уже совсем светло. Мертвая девочка катала по ковру “Салли Карреру”. Тихонько — словно не хотела его случайно разбудить. На ней снова было белое платьице. Миша даже не удивился. Только вздрогнул и сел в кровати.
— Ты вчера говорила про мужика с кладбища? — хрипло спросил он и только потом потер глаза.
Чувствовал себя разбитым и сумасшедшим. Но похмелье лечилось, а безумие — нет.
Девочка обернулась и грустно улыбнулась.
— Да, но ты опоздал. Они увидели. Везде ты опаздываешь, — она выпустила машинку и растворилась в тусклых лучах зимнего солнца.
Если бы это говорила Нина, обязательно плюнула ядом так, чтобы насквозь прожгло. Миша все десять лет их совместной жизни дырки на своей карме латал. А эта сказала и… сказала. Как будто бы даже с сочувствием, но ощущение осталось, словно смертью дохнуло.
И так дохнуло, что Миша себе места не находил. Как неприкаянный спустился на улицу — за сигаретами. Выхватил обрывок чужого разговора соседей возле подъезда, что на кладбище что-то случилось. Даже полиция приехала. Туда он и пошел — в сознании толком не оформилось, зачем ему на кладбище. Чувство какое-то тянуло. В конце концов, он с мертвой девочкой уже три раза разговаривал. На этом фоне желание сходить просто так на кладбище вполне безобидное. Даже на диагноз не тянет в отличие от общения с призраками. Злой иронии не хватало, чтобы справиться со страхом и усталостью. Миша прошел по пустырю и свернул на кладбище. Там было непривычно многолюдно. Возле каморки у входа стоял вчерашний то ли дворник, то ли сторож, то ли просто местный пьяница. Но Мишу он признал.
— Слыыышь, — он подошел и дохнул перегаром. — Этот-то… Про которого ты вчера спрашивал. Я-то думал, он венки пиздит, а он…
Мужик покачал головой и сплюнул на землю. Миша не стал расспрашивать. Нехорошее предчувствие уже давненько прижилось внутри, а теперь заполняло собой все нутро. Он шел наугад по нерасчищенной дороге, но пришел, куда нужно. Впереди увидел полицейскую машину и людей в форме. Подошел поближе, не обращая внимания на полицейских, и остолбенел. Возле памятника в виде ангела он увидел труп девочки в платье с белыми кружевами. В руках — похожая на младенца кукла. Новая совсем. И платье тоже новое, чистое. Точно не в нем хоронили. Тело уже тронуло разложением, но черты лица остались узнаваемыми. Он ее уже видел — утром она играла с Гелиной машинкой. Стало вдруг очень холодно, ноги перестали слушаться. В голове зазвенело. Сквозь этот звон Миша услышал, как кто-то кричит, чтобы убрали гражданских. Его грубо подхватили под руку и оттащили в сторону. Что-то громко говорили, но он не слышал. Не понимал. Очнулся он уже сидящим на скамейке возле сторожки — обхватившим руками голову. Его старый знакомый украдкой протягивал
