работали в полях и занимались хозяйством, будто не ведая, что на месяц пути кругом не осталось им подобных. Не работать они не могли. Царица ворда сказала: кто не станет работать – умрет. Инвидия вздохнула. – Да, в одно и то же время. Это называется «обедом» или «ужином».
– Как именно? – спросила царица.
– Говорят и так и так.
Царица ворда нахмурилась:
– Почему?
Инвидия покачала головой:
– Не знаю. Отчасти потому, что наши предки говорили на разных языках и…
Взгляд царицы обратился к Инвидии.
– Нет, – сказала она. – Почему они питаются вместе? – Она снова посмотрела на скопление домиков. – Это позволяет большим и сильным отнимать пищу у слабых. Логично было бы им есть поодиночке. Но они поступают иначе.
– Это не просто питание.
Царица задумчиво озирала домен:
– Алеранцы тратят время, подвергая пищу разнообразной обработке. Полагаю, совместное кормление упрощает процесс.
– Действительно, на многих людей готовить проще, и это отчасти объясняет обычай, – согласилась Инвидия. – Но лишь отчасти.
Царица сильней свела брови:
– Какие еще тому причины?
– Побыть вместе, – сказала Инвидия. – Провести время с семьей. Отчасти на этом семья и держится.
Видят Великие фурии, она сказала правду. Она по пальцам могла бы пересчитать, сколько раз ела вместе с отцом и братьями.
– Эмоциональная связь, – сказала царица.
– Да, – кивнула Инвидия. – И еще… это приятно.
На нее уставились пустые черные глаза.
– Почему?
Она пожала плечами:
– Создает ощущение надежности. Ежедневный ритуал. Чувствуешь себя уверенней, зная, что это будет повторяться каждый день.
– Но это не так, – возразила царица. – Даже в естественной для них среде обитания обстоятельства не постоянны. Дети вырастают и покидают дом. Непредвиденные события нарушают порядок вещей. Старые умирают. Больные умирают. Они все умирают.
– Они об этом знают, – сказала Инвидия. Она закрыла глаза и на миг представила свою мать – в тот короткий, слишком короткий срок, когда ей дано было делить трапезы, общество и любовь с единственной дочерью. Снова открыв глаза, она заставила себя оглядеть кошмарный мир вокруг. – Но об этом забывается, когда на столе не остыла еда и ты любишь тех, кто сидит с тобой за столом.
Царица ударила ее взглядом:
– Любовь. Опять.
– Я говорила. Это главная движущая нами эмоция. Любовь к другим или к себе.
– Ты тоже так питалась?
– Когда была ребенком, – сказала Инвидия. – И только с матерью. Она умерла от болезни.
– И обед с ней бывал приятен?
– Да.
– Ты ее любила?
– Как любят только дети, – сказал Инвидия.
– Она любила тебя?
– О да!
Царица ворда наконец обернулась к ней лицом. Она молчала целые две минуты, а когда наконец заговорила – раздельно, выделяя каждое слово, – в ее вопросе послышалась почти детская нерешительность.
– Что это за чувство?
Инвидия не смотрела на молодую женщину – на юное чудовище, уже уничтожившее бо́льшую часть ее мира. Она уставилась в ближайшее окно, за которым виднелся накрытый к ужину стол.
Около половины людей, находившихся в доме, были из Пласиды – они были захвачены, когда ворд, полностью покорив Цереру, двинулся дальше через холмистые равнины близ города. Там были старик и старуха – муж и жена. И молодая мать с двумя родными детьми и тремя, которых ворд поручил ее заботам. Рядом с ней сидел мужчина средних лет, крестьянин, не догадавшийся или не успевший спастись от плена, когда ворд наступал на земли Алеры. Дневные труды утомили и детей, и взрослых. Все проголодались, хотели пить и радовались приготовленной для них нехитрой снеди. Поев, они посидят еще немного перед очагом, наслаждаясь сытостью и приятной усталостью, а потом пойдут спать.
Инвидия засмотрелась на маленькую семью, брошенную, как горсть щепок, в водоворот войны и нашествия и тем крепче цеплявшуюся друг за друга. Даже здесь, на краю гибели, они тянулись друг к другу, утешая и согревая, особенно детей. Инвидия кивнула на освещенный свечой стол, за которым уже обменивались несмелыми улыбками взрослые, а дети не только улыбались, но и смеялись.
– Вот такое, – тихо сказала она. – Как это.
Молодая царица уставилась на хижину. И приказала:
– Идем.
Она шагнула вперед с неумолимым изяществом голодного паука.
Инвидия скрипнула зубами и не двинулась с места. Не хотела видеть новых убийств.
Паразит пронзил ее мучительной болью. И она последовала за царицей ворда.
Та, презрев дверную ручку, распахнула дверь ударом, в щепки разбив косяк. Она нечасто проявляла силу, немыслимую в таком стройном теле – даже для Инвидии, не раз видевшей нечеловеческую мощь заклинателей земли. Королева перешагнула через щепки и вошла в кухню, где ужинало маленькое семейство.
Все застыли. Младший ребенок, красивый годовалый мальчуган, коротко взвизгнул, и молодая мать зажала ему рот ладонью.
Королева уперла взгляд в мать и ребенка.
– Ты, – сказала она, нацелив на женщину смертоносный ноготь. – Это дитя твоей крови?
Испуганно тараща глаза, крестьянка кивнула.
Царица шагнула к ней:
– Дай его мне.
Глаза женщины наполнились слезами. Взгляд заметался по комнате, безнадежно ища кого-то – хоть кого! – кто мог бы что-то сделать. Никто из старших не посмел встретить ее взгляд. Юная мать умоляюще уставилась на Инвидию и всхлипнула.
– Госпожа, – шепнула она. – Прошу тебя, госпожа…
Желудок взбунтовался, но Инвидия давно убедилась, что рвота вызывает у паразита конвульсии, которые ее только что не убивают. В последнее время она почти ничего не ела.
– У тебя есть еще дочь, – спокойно и твердо обратилась она к молодой матери. – Спасай ее.
Шевельнулся сидевший рядом с женщиной человек. Он бережно взял мальчика с ее колен; склонившись, поцеловал в макушку и протянул царице ворда. Ребенок негодующе закричал и потянулся к матери.
Царица ворда взяла ребенка и подняла его перед собой. Минуту она инопланетными глазами наблюдала, как он визжит и брыкается. Потом с полной невозмутимостью одной рукой прижала ребенка к себе, а другой свернула ему шею. Вопль оборвался.
Инвидия почувствовала, что не совладает с желудком, но вдруг заметила, что ребенок еще жив. Вывернутая шейка готова была переломиться, он часто и трудно дышал – но жил.
Царица ворда внимательно рассматривала рыдающую мать. Потом заговорила:
– Ей больно. Я не причинила ей вреда, но ей больно.
– Это ее ребенок, – сказала Инвидия. – Она его любит.
Царица вопросительно склонила голову:
– А он любит ее в ответ?
– Да.
– Почему?
– Потому что в нашей природе отвечать любовью на любовь. Особенно у детей.
Царица склонила голову к другому плечу. Потом осмотрела ребенка. И молодую мать. И сидевшего рядом с ней мужчину. Наклонив голову, она коснулась губами волос мальчика и помедлила, как бы прислушиваясь к своим ощущениям.
Затем она медленно, осторожно отстранила от себя