пульпой с высокими тиксотропными свойствами. Петровские кирпичные заводы, сливающие ее в три смены… Три отвала, условные дамбы, сдерживающие над жилым районом несколько миллионов кубометров пульпы, формула гидростатического давления, прикинутая на глаз… Поправка на грунтовые воды… Количество осадков… Продольные и поперечные профили гидроотвалов до и навскидку после… Куда приложить взрывное воздействие, чтобы обрушить третью дамбу? Точные расчеты всегда успокаивали, но не сейчас, потому что прикидки не сходились. Дамба раз за разом дырявилась, медленно съезжая и увязая, проседая под собственной тяжестью, словно пышный торт с жидкой прослойкой из вишневого ликера, брызнувший во все стороны, но устоявший… Я осознал, что смотрю на сегодняшнюю газету с заметкой "Торт Вишневый", поступивший в продажу в центральном гастрономе N 9… Господи, сколько людей погибло, а они о тортах пишут…
— Это не было диверсией! — разозлился я и хлопнул по столу кулаком, но под рыбьим взглядом майора стушевался. — Не тот характер разрушений. Там лёсс и грунтовые воды, размывание постепенно шло, изнутри, вода не уходила, я же писал докладные!..
— Я ознакомился с ними, — спокойно сказал Кузьмин. — Вы были упорны, досаждая Прокопчук и главному инженеру СМУ своими жалобами. Вы даже привлекли начальника специнспекции Подольского района. Только вдруг это была лишь хитроумная маскировка, чтобы прикрыть ваше внимание к объекту? Как мне известно, ваш институт не занимался этим проектом.
— Я… Лев Михайлович… Это он… Он обратился ко мне, его беспокоило, что каждую весну подтопляло не только территорию больницы, но и всю Куреневку. И нашему институту проект поручали, но давно, а потом отказались…
— Кто такой Лев Михайлович, и почему он обратился к вам, а не в компетентные органы?
— Он здесь работает… Заведующий кафедрою клинической психиатрии… Седых Лев Михайлович. И он обращался! Несколько раз звонил в горисполком, просил обратить внимание на то, что вниз из оврагов сочится вода. Ему ответили, что он работает с психами, и поэтому принять его слова невозможно.
— Интересные у вас знакомые. Мы проверим ваши показания. Подпишите, — майор подсунул мне подписку о неразглашении.
— Товарищ майор, — в нерешительности замялся я, — а кто занимается аварией? Непременно надо убрать тяжелую технику, срочно прекратить все гидровскрышные работы, организовать пропуск ливневых вод, минуя отвальные массы, укрепить дамбу, а еще…
— Знаете, почему вы до сих пор на свободе?
— Я могу помочь с проектом, выполнить расчеты… Почему? — осекся я.
— Потому что эксперт затруднился определить оружие, которым была заколота гражданка Прокопчук. Но он определит, не сомневайтесь.
Я вышел из кабинета на ватных ногах, хотел сесть, но на меня накинулся маленький плотный человек, остро и злобно кося из-под черной челочки.
— Почему его отпустили? Товарищ майор! Он убийца! Он убил мою душеньку!
Я недоуменно разглядывал его, а он все пытался меня встряхнуть, вцепившись в воротник, хотя и был на голову ниже меня.
— Следствие во всем разберется, Игорь Сергеевич, — неприязненно ответил майор, — как и в том, что вы делали утром на месте аварии.
Толстяк сник, словно проткнутый воздушный шарик.
— Так я ж по звонку приехал. Я же говорил… А этот ей проходу не давал со своими жалобами, инспекцию на нее натравил, а она, душенька, как переживала, как она мне жаловалась! Ах, как же все не к месту!..
Одна-единственная проверка районной инспекции утонула в бумажном водовороте отписок, который устроил заботливый муж Дарьи Семеновны, первый секретарь Подольского райкома КПУ.
— Если бы ваша жена, — у меня перехватило горло от горя, — среагировала на мои сигналы, эти люди остались бы живы! Вы их видели? Они мертвы! Погибли! Убиты! Преступной халатностью! А сколько еще живых находятся в смертельной ловушке? В застывающей грязи из этих чертовых отрогов?
Теперь уже я тряс за воротник этого лоснящегося поросенка, не замечая, как в приемном покое воцарилась мертвая тишина. Только громко охнула седая женщина в поношенном пальто и медленно завалилась на пол, схватившись за сердце. И люди как будто очнулись, бросились к нам, наперебой спрашивая о судьбе своих близких, бранясь и умоляя их спасти. Кузьмин злобно цыкнул и кивнул паре милиционеров навести порядок, потом за локоть втащил меня обратно в кабинет.
— Товарищ Зайчик, вы задержаны. Посидите пока здесь.
Я метался по кабинету, пытаясь привести мысли в порядок. Меня должны услышать, иначе случится еще большая беда. Я же изучил проект и знал об объекте больше других, уж точно больше тех самых компетентных органов. Если пойдут дожди, если тяжелая техника начнет работать на третьем овраге, если не остановят гидровскрышные работы, то оставшиеся несколько миллионов кубометров пульпы могут накрыть весь Подол. Но меня никто не станет слушать, пока висит это дурацкое подозрение.
Но что за глупость? Кому понадобилось убивать Прокопчук именно накануне аварии? Почему обвинили меня? Дарью Семеновну я помнил еще по нашей старой коммуналке на Артема. Когда началась война, меня, десятилетнего мальчишку, с родителями эвакуировали в Воронеж, а соседи остались. Лев Михайлович с женой, Гранберги с маленькой дочкой, Дарья Семеновна с первым мужем, отец Сергий и баба Маня… Они все остались, но не все дожили до этого дня. Гранбергов расстреляли, отец Сергий погиб, когда немцы отступали из города, а супруга Льва Михайловича умерла, не дожив до победы всего несколько дней…
Я сообразил, что очень мало знаю о Дарье Семеновне. Кто мог желать ей смерти? Надо быстрей разобраться с этими глупыми обвинениями и добиться того, чтобы меня выслушали. Я вытащил из стола канцелярскую скрепку и подошел к окну, забранному решеткой. Мы с соседскими мальчишками часто взламывали нехитрый замок на дворницкой, где хранились метлы, грабли и прочие интересные для нас вещи, после чего от души гоняли друг за дружкой, играя в войнушки… И мелкая Зойка в отместку, что ее не брали в компанию, бегала и ябедничала на нас. Словно и не со мной это было… Я взломал навесной замок на решетке и вылез в окно первого этажа.
Баба Маня обожала сплетни и всегда знала все и обо всех. Лев Михайлович, большой души человек, пожалел старуху, оставшуюся после войны без крыши, и взял к себе в отделение уборщицей.
— Баб Маня, — тихо позвал я старуху, возившуюся с ведром и шваброй.
— Толик! — обрадовалась мне старуха, разгибаясь. — А ты чего прячешься?
— Тише, баб Маня, — я украдкой оглянулся и потащил ее в закуток. — Мне ваша помощь нужна. Вы Дарью Семеновну помните?
— А кто ж ее такую кралю малеванную забудет? Тьфу! — Старуха
