третий приезд в Англию?
– После восемьсот девятого года я часто бываю в Европе.
– Восемьсот девятого? Так давно? Н-надеюсь, на сей раз вам у нас понравится.
Ее голос взлетает и опускается, получаются забавные запинки.
– Что случилось, мисс Смит?
– Ничего особенного, мадам, но учительница фортепиано, которую мы недавно наняли, мисс Люси ван ден Вельден, сказала, вы здесь бывали. Я подумала, она что-то напутала.
Мисс ван ден Вельден – докучливая дамочка из Демерары. Сует свой тонкий нос в чужие дела. Ее отец служит в Совете ужасного вице-губернатора Мюррея, где мужчины с наслаждением принимают законы, угрожающие цветным женщинам. Можно было бы предположить, что мисс мулатка проявит озабоченность и, возможно, переубедит отца. И тогда этот груз не лег бы на мои плечи.
– Мисс ван ден Вельден мечтает вас увидеть. Когда я сообщила ей о вашем приезде, она сказала, что с нетерпением ждет встречи. Хочет поделиться вырезками из газет.
Не вырезками из газет. Вырезкой. Одной картинкой.
Единственный набросок, напечатанный журналом «Рэмблер», чтобы посрамить молодого моряка и меня. Сердце мое трепещет. В груди загорается огонь сродни тому, что пылает на щеках. Если скандал дойдет до ушей министра обороны и колоний, человека, управляющего подвластными Британии землями по всему миру, он откажет мне в аудиенции. Отвергнет меня, женщину, которая носила кандалы и клеймо шлюхи, наложницы и мошенницы.
Но моя история – мой позор и моя слава – никому не известны.
Я разглаживаю складки на шали, плотнее кутаю в нее руки и заставляю себя припомнить: я уже не та девушка, которая убегала от проблем или сломя голову мчалась им навстречу.
Боец во мне подается вперед.
– Проследите, чтобы мисс ван ден Вельден уделила мне время. Я положу конец этой путанице.
– Да, мадам. – Мисс Смит отпивает чаю, не обращая внимания на мои колкие слова. – О садах… Я еще вам о них не говорила. Не желаете ли осмотреть клумбы? Может, пирога? Он совсем свежий. – Директриса подвигает мне поднос, будто я слаба зрением.
Но это не так. Мое зрение просто избирательно, я вижу то, что хочу.
– Нет, мисс…
– Я так больше не могу, мисс Томас! – Ее щеки пламенеют ярче, чем мякоть плодов кешью. Директриса вскакивает с кресла. – Вы недовольны. Мне так жаль, но молю вас, пересмотрите решение. Не прекращайте финансирование Кенсингтон-хауса!
– Что?
– Наши девушки нуждаются в образовании. Наша школа – лучшая. Мы охотно принимаем молодых женщин из Вест-Индии. Мы стараемся, чтобы цветные девушки получили все шансы. – Она падает на колени и протягивает ко мне руки. – Я изо всех сил пытаюсь сделать атмосферу благоприятной.
Поставив чашку, я беру ее маленькие, такие светлые ладони в свои темные, очень темные руки. Делюсь с ней силой и помогаю встать. Мы обе поднимаемся.
– Успокойтесь. У меня нет ни малейшего недовольства ни вами, ни школой.
Сумеет ли она разглядеть за моими морщинами, как во мне бурлит гордость? Я помогла этой женщине осуществить мечту, построить нечто хорошее, нечто долговечное.
На лице мисс Смит мелькает облегчение. Сначала зарождается крошечная улыбка, потом расцветает, обнажая зубы.
– Спасибо, мадам. С тех пор как вы прибыли, меня терзал страх. – Но тут ее улыбка увядает, словно монеты в лепреконовом горшке превратились в свинец. – Тогда почему у вас такой вид, будто новости неважные?
– Мне предстоит встреча с лордом Батерстом[4], секретарем по вопросам военного ведомства и колоний. Он управляет Демерарой и всеми Подветренными островами – моей Доминикой, Монтсерратом и Гренадой.
Мисс Смит бросает на меня взгляд.
– Такой высокий чин. Но, мадам, почему Батерст? То есть зачем вы с ним встречаетесь?
– Государственный секретарь может исправить то, что натворил Совет Демерары. Они установили налог для цветных женщин, только для нас. Нас заставляют оплачивать ущерб, который причинили мятежи рабов.
– То есть это не распространяется на всех граждан? Какая несправедливость.
– С этого начинается правовой террор. А вдруг эти люди примут закон, отменяющий наши договоры найма, купчие или даже вольные грамоты, – что им мешает? Мы снова окажемся в рабстве.
Лицо директрисы становится серым.
– Тогда помоги вам Бог, мадам. Вы должны его убедить.
– Я знаю.
У меня есть единственный шанс, одна встреча, чтобы убедить Батерста.
Бабах!
Двери гостиной распахиваются. Это Мэри – одна из самых юных в моем роду.
– Смотри, смотри, бабуля!
Мэри Фуллартон важно вышагивает по комнате с книгой на заплетенных короной волосах. Внучка кружится, двигаясь от очага к окну, белое шелковое платье развевается волнами.
– Кузина Эмма показала, как это делать. Она разрешила взять твою книгу!
Мою книгу?
Вероятно, Мэри видела сотни фолиантов на полках в моей гостиной. Должно быть, ребенок решил, что все книги повсюду принадлежат мне. Я улыбаюсь, но не поправляю ее.
Маленьким девочкам нужно мечтать и думать, что они могут владеть всем.
– Мэри, посидите со мной. – Мисс Смит усаживает малышку к себе на колени. – Я вам почитаю. А когда вы станете постарше, тоже сможете учиться у нас, если бабушка захочет.
Восхитительное зрелище – видеть, как они вдвоем листают страницы, касаются пальцами слов. Вены мои гудят при мысли о несправедливости – что могут сделать мужчины правящего класса с нашими женщинами. Моя кровь – это сахар Демерары, загустевший до карамели и превратившийся в черный уголь. Пусть все, что грозит нам, исчезнет, сгорит дотла.
Сделав глубокий вдох, я устраиваюсь удобнее в мягких подушках кресла.
Моя подруга, моя дамфо[5], старается устроить встречу. Уже прошло пять дней с тех пор, как я отправила послание. Возможно, давние обещания, что были даны на побережье, с годами утратили силу. Время все разрушает.
Я сижу с закрытыми глазами и слушаю, как мисс Смит и Мэри читают.
Чутье твердит – ради нее, ради них я добьюсь успеха. Но сердце подсказывает: чтобы заставить лорда Батерста отменить налог, придется улыбаться и держать язык за зубами.
Помалкивать, когда речь идет о справедливости, – вот что мне никогда не удавалось.
Часть первая
Уроки
Отец никогда не говорил, что я должна стать никем.
Монтсеррат, 1761. Мятеж
Сегодня мы умрем.
Я это знала.
Съежившись в хижине матери, я водила пальцем ноги по сучку в дубовой половице. Доски были длинными и старыми. Я дрожала у приоткрытого окна, кутаясь в лоскутное одеяло, и ждала, когда закончится мятеж.
Мы видели сражение в море. Большие английские корабли с серебряными пушками направлялись к Мартинике. Па сказал, они хотят захватить остров и вышвырнуть своих врагов назад, во
