Стражник в длинном чёрном хитоне, кожаном нагруднике и медном шишаке вышел навстречу, помахивая коротким копьецом.
– Кто такие и откуда? – неприветливо спросил он, смерив путников взглядом.
– Энекл – тысячник царской стражи, со слугами. Вернулись из Каннаара, – полновесный бронзовый сикль метко полетел в сторону привратника, но, к удивлению Энекла, тот позволил двум, а то и трём корчагам пива упасть в дорожную пыль.
– А скажи-ка мне, кто твои боги? – высокое звание собеседника, кажется, тоже не произвело должного впечатления. Почтительности в голосе стражника не чувствовалось ни на обол.
– Я приношу жертвы Эйленосу справедливому, безупречному, а также его сородичам, блаженным бессмертным, – удивлённо ответил Энекл.
– А вы трое?
– Мы тоже славим Эйленоса, – сказал Евгор, старший из рабов, дождавшись кивка господина. Рабов Энекл держал только эйнемских, а по прошествии трёхлетнего срока позволял им выкупиться за вполне умеренную плату. Впрочем, выкупались немногие. Энекл был хозяином строгим, но справедливым, и рабов считал, скорее, людьми в затруднении, чем вещами. Хорошая кормёжка, добротная одежда и человеческое отношение – многие ли свободные бедняки имеют такую роскошь?
– Эйленос значит, – мидонянин произнёс священное имя как «Аллинуш», чего ещё ждать от варвара? – Ну раз Эйленос, наступи-ка вот на это...
К ещё большему удивлению Энекла, привратник, с опасливым омерзением, точно платок из чумного дома, концом копья поднял с земли и бросил ему под ноги спутанный клубок, оказавшийся парой дюжин алгуитских амулетов с белым шариком.
– Зачем это?
– Не хочешь наступать? – в голосе стражника послышалась угроза, его товарищи у ворот подобрались, держа наизготовку копья и плетёные щиты.
– Ладно, как угодно, – пожав плечами, Энекл коротко прикоснулся к клубку ногой. – Это всё?
– Всё, всё, господин, – в привратнике сей же миг, точно по волшебству, произошла перемена. Лицо расплылось в улыбке, спина стала гибкой, и теперь перед Энеклом стоял именно тот, кого он и рассчитывал встретить: простой вояка, заискивающий перед вышестоящим. – Ты уж не серчай, порядок теперь такой, сам понимаешь, – стражник поднял с земли энеклову монету и, тщательно отряхнув, отправил её в поясной кошель. – Только уж пусть твои слуги тоже наступят, среди рабов их больше всего было...
– Кого их? – Энекл дал знак рабам поступить, как просил стражник. – И что у вас здесь вообще происходит?
– А ты разве не знаешь, господин? Ну да, ну да, ты же издалека... – привратник понимающе закивал. – Взялись мы тут, наконец, за нечестивцев, закончилось терпение у мидонян.
– За кого взялись?
– Ну за этих, как их, алгулитов. Которые всё ложные чудеса творили да на площадях болтали, что все боги не боги, а только их бог настоящий... Тьфу, мерзость, – стражник смачно сплюнул, тщательно проследив, чтобы плевок упал как можно дальше от сандалий господина тысячника.
– И чем же они вам не угодили? – Энекл усмехнулся, подбадривая собеседника, хотя смеяться было совсем нечему.
– Да как чем?! – привратник аж взвился. – Или не знаешь, что этого их бога, Алгу, некроманты выдумали, нам на погибель?! Они-то всё ходили, соблазняли: новый мир, справедливость, дураки им и верили, а оказалось что? Сговорились с некромантами, чтоб царство наше сгубить. Ту хворь, что наших воинов в Каннааре отступить заставила, здесь в Нинурте завести хотели. Поймал их высокородный Саррун, опора престола, в самом водохранилище, с колдовскими предметами да некромантскими табличками, стал копать, да до правды и докопался. Ну как всё вскрылось, народ и осерчал, да всех этих алгулитов и в реку. Дрянь богомерзкая! Знаешь, господин, гады какие... Впрочем, что я тебе-то рассказываю, ты же с Каннаара, с войны. Все уж знают, как эти алгулиты в наше войско затесались да вас под гибель подвели. Ну ничего, пожалели они уже о предательстве, ой пожалели...
«Предательство...» Точно колокол ударил в голове. Грязь, кровь и смерть. Бледное, но спокойное лицо Бадгу. «Ты убьёшь, не я...» Белый шарик на тёмном одеянии павшего в бессмысленной битве воина – символ загадочного то ли бога, то ли не бога. «Предатели-алгулиты... Подвели вас под гибель...» Сохранить самообладание удалось с огромным трудом.
– А что горело в городе? – спросил Энекл, чтобы сказать хоть что-то. – Будто битва была.
– Так они сопротивляться вздумали, – голос стражника полнился искренним возмущением. – Народ, что за ними пришёл, избивать начали, пришлось нам, страже вмешаться, не то бы худо было.
– Сейчас в городе безопасно?
– Ну, пошаливают кое-где, недобитков ищут. Кто в первую ночь выжил, затаились. Ну это ничего, – привратник зловеще улыбнулся щербатой улыбкой. – Всех отыщем, способ знаем. А ты, господин, иди, не бойся, по тебе же видно, что ты не из этих...
– Ну да… Ладно, доброй службы, – Энекл махнул рабам, и телега с поклажей тронулась под воротную арку.
Город действительно выглядел так, словно в нём шёл бой. На пустынных улицах лежали тела, люди затаились в домах, за исключением погромщиков да мародёров. На глаза попались несколько оборванцев, что-то волокущих из слепо глядящего выгоревшими окнами особняка. На стене сожжённого дома чернел грубо намалёваный куском угля круг. Как и всегда в таких случаях, убивали соседи, с которыми ещё вчера несчастный раскланивался на рынке. Каннаар далеко, но грязи только прибыло, и от неё не спасёт самая лучшая баня.
Галила он увидел почти случайно, проходя мимо той самой статуи Шабулир, которой дерзкий племянник Пхаката собирался ломать двери в дом. Медник лежал на спине, широко раскинув могучие руки и бессмысленно глядя остекленевшими глазами в равнодушное небо. Неподалёку лежал один из галиловых подмастерьев с молотом в руках. Велев рабам остановиться, Энекл прошёл дальше по переулку до жилища медника. Дом, где был исцелён Диоклет, разграбили подчистую, утащили даже окованную медью дверь. У помеченного чёрным кругом входа и за порогом лежали окровавленные тела. Медник с домашними явно не дались без боя, но никого из знакомых, к счастью, не обнаружилось ни снаружи, ни в доме. Среди убитых были только мужчины. Оставалось надеяться, что жену с дочерью меднику удалось куда-то спрятать. О другом думать не хотелось. Ненароком вспомнилась та дорогая ткань, что Энекл послал Галилу в благодарность за помощь: тушу какого мерзавца она теперь украшает?
– Зря стараешься, приятель, – Энекл обернулся на голос и увидел